Интервью с рабочим Петербургского тракторного завода
Организованность – очень важное качество при любом деле. Особенно в пролетарской борьбе. Именно организованность позволяет тратить силы целенаправленно, без потерь, добиваться лучшего результата за короткий промежуток времени. Подобно лазеру, что режет металл, организованный рабочий может добиться желаемого. Не жди, что кто то придёт со стороны и сделает, организует. Если видишь сам, укажи товарищам, организуй, покажи пример.
Что значит организованный рабочий? Это рабочий, который осознаёт, что положение его не измениться к лучшему без его собственного усилия и усилий его товарищей. Это рабочий, который понимает где он находится и где он хочет оказаться. Это рабочий, который понимает и осознает, что «доброе» начальство в первую очередь думает о себе, а не о нём, заботиться о себе, а не о нем, хоть и живет результатами его труда.
Следует быть организованным рабочим не только в «военное» время, во время открытой борьбы. Важно оставаться организованным и во время «мирное», во время затишья. Когда бдительность рабочего снижается, а начальство начинает мелко пакостить, искать слабые звенья в рабочей цепи, цепляться, бюрократизировать работу, именно организованность рабочих поможет им сохранить завоёванное, отстоять товарищей, не допустить увольнения самых активных, показать рабочим несознательным всю силу коллективного действия.
Опыт рабочих тракторного завода, описанный в интервью Сизифа, показал, как важна организованность и слаженность в борьбе за свои права, как трудно заставить «хозяина» следовать его же законам и правилам.
1. О заводе
Прежде чем обсудить забастовку на Петербургском тракторном заводе, начнём с того, кем и как ты пришёл на завод.
Я пришёл на завод оператором станка с программным управлением третьего разряда, отучился целенаправленно. Поставил себе цель выйти на большое производство, на фабрику, завод. У меня был интерес попробовать непосредственно производство предметов. Нашёл деньги, выучился. Первое предложение было с Петербургского тракторного завода. Они набирали в группу помощников наладчиков зубодолбёжных станков. Вообще для создания элементов зубчатых передач есть зубодолбёжные, зубофрезерные, зубозакругловочные и зубошлифовальные станки. Я изготовлял на зубодолбежных станках шестерни, барабаны, сцепление дисков.
Узлы и агрегаты…
Канавки, по которыми шестерни идут и друг с другом сцепляются, именно это сцепление я изготавливал, выдалбливал. Рабочая часть станка идёт вверх-вниз, можно назвать такой долбяк [долбяк –– металлорежущий инструмент для нарезания зубьев прямозубых и косозубых зубчатых колёс — прим. Сизифа] идёт вверх-вниз, так он и называется — «долбяк», неожиданно услышать было в первый раз, я переспросил настоящее ли название, да, официальное название, без всяких там этих… Это как ромашка выглядит — длинное продолговатое основание, и идёт лепестками такая лапа, поворачивается и бьёт, грубо говоря, по сцеплению. Этим я и занимался.
Опиши, как видишь своё место в производственной цепочке завода, как от тебя зависит производство?
Как водится, что первые в цепочке, помимо шахтёров и выплавщиков, если есть свой кузнечный цех на заводе, своя плавильня, то, получается, это токари. Приходит заготовка — чурбанок или прут, они из него уже точат. Если токари не будут это делать, то можно завод, в общем-то, закрывать — дальше работы не будет. У нас, поскольку был цех по производству коробок переключения передач в тракторе, то диски и шестерни, конечно, это одни из важных деталей трактора. Движок для трактора нам привозят, но для его коробки передач самое важное –– это передаточный механизм. Моя ситуация, поскольку я устраивал, можно сказать, приостановку — личную забастовку, почти не повлияла на работу завода, потому что мой напарник, взяв под козырёк, по жаре работал на всех четырёх станках за двоих.
Штрейхбрейкер.
Ну… да, можно и так сказать.
Может, ему доплачивали?
У него, как у высококвалифицированного специалиста высокая зарплата, но она –– премиальная, я ему всегда говорил: «Ты получаешь призрачные деньги». Его настоящие, это 28 000 и всё, он отвечал, что это он знает, но у него семья и всё такое, это тоже я могу понять.
Ты как говоришь обычно, "токарИ" или "токарЯ"? Если забить на правила русского языка и не задумываться.
ТокарЯ
Что самое интересное на работе?
Самое интересное — непосредственно производство, ты вроде как делаешь маленькую, условно маленькую — у меня были и трёх-, и тридцатикилограммовые детальки — но в целом у тебя есть деталь, и ты её обрабатываешь. Ты должен посмотреть, правильно ли ты её установил в станок, посмотреть, та ли это вообще деталь, та ли программа, посмотреть немножко саму программу. Да и есть куда расти: ты можешь дойти до оператора — поставь заготовку, вынь детали, проконтролируй размеры, когда это всё уже дойдёт до автоматизма, то ты уже можешь посмотреть и попробовать себя наладчиком — наладить станок, подобрать инструмент и все этапы обработки. Подвести станок так, чтобы он делал одну и ту же операцию правильно — это наладчик, а впоследствии программист, который создаёт программу для обработки этой заготовки, изделия, загружает программу в станок, проверяет с наладчиком. Мне ещё было интересно обучиться чтению чертежей, я знаю их базово, могу читать, но с опытом начинаешь лучше в этом разбираться, а такого опыта, к сожалению, не предоставляли. То есть там уже имеются отработанные годами программы, технологическая карта, технологический эскиз, этого достаточно. До этого я ещё пытался устроиться оператором станка с ЧПУ, но там мне не хватило именно знаний чертежей — то есть на ПТЗ, к сожалению, не обучают вообще никак, там ты мальчик, ты болванка, и всё.
Что самое сложное?
Самое сложное? Да особо, наверное, ничего. Сложно остановиться, чтобы не проявить себя, думаешь: «Хм, давай-ка это я сделаю, я наверно что-то понимаю», — вот это опасно! Никогда так не надо делать, делать надо строго, как тебе наставник сказал, а если не сказал, что делать — значит стоишь, ничего не делаешь, всё. Потому что станки, по-моему, или 14 или 39 миллионов стоят за штуку, я точно не помню, но цифра эта действительно большая, специально сделанный станок, дорогой — гробить его, это точно без зарплаты останешься, и это не на один год.
Как проходит рабочий день на Петербургском тракторном заводе?
Мой рабочий день начинался в 7:30 утра, я приходил, естественно, чуть раньше, обычно к семи, принимал смену, общался с другими рабочими, проверял станки, проверял заказы. Дальше день проходил спокойно, в том плане, что я лично снимал деталь, одевал заготовку, проверял и контролировал размеры, если нужно, вводил корректировки, ну и, в принципе, всё. Я попал в самый неудачный период, когда случилась эта аномальная для нас в Петербурге жара, когда даже просто сидеть и полчаса смотреть за станком, как он крутится, было чрезвычайно опасно –– мозги кипели. Вот подойдёшь к станку и не понимаешь, что ты пытаешься сделать, но уже что-то делаешь, то есть мозг пытался отключаться. Это, наверное, самая плачевная ситуация.
По идее, мы должны стоять у станка, и у нас всё работает, от нас нужно только продукцию получить, мы — придаток машины. Но, как правило, так не выходит. Заказа нет — сами ищем мастеров, сами ищем, где наше смена-суточное задание. Достаточно распространённое явление, это когда смена-суточное задание приходит не с утра, а в середине дня, или, может, вообще до крайнего вечера непонятно, что рабочему точить, шлифовать и что вообще делать. Нет такого, что всё как машина работает, когда каждый мастер или начальник участка как клапан работает, он должен от рабочих получать указания на проблемы какие-то, несостыковки, аккумулировать их и выдавать руководству, руководство должно принимать хорошее решение, и это должно дальше реализоваться. Нет такой качки, как сердечной, получается, что всё вот как будто не отшлифованное, рваное.
Какой был график?
На этот график на Петербургском Тракторном ещё не все переведены, многие в пятидневку ходят, но самое распространённое, это два через два, три через три, день-ночь. По 12 часов. Переработок там нет.
Дневная смена и ночная смена одинаково оплачивались?
Нет, ночная смена плюс 40%, я даже пересчитывал, а вечерняя ставка плюс 20%. У меня за месяц ночных получалось 3 тысячи рублей и вечерних тысяча. В итоге 4-4,5 тысячи, что-то такое, это за вечерние и ночные часы.
До введения сменного графика за переработку была двойная оплата, а теперь ввели вместо двойной оплаты просто 40%?
Да.
Есть ли штрафы, насколько прозрачно их предъявление?
Как таковых штрафов официально-то нет, но, как во втором томе ПСС Ленин говорил, любые поборы — это и есть штраф. Например, зарплата на 70% является премией. Премия в пяти коэффициентах, лучах так называемых: за выработку личную, за выработку в принципе, за дисциплину, за то, что нет брака и ещё какая-то тоже связанная с выпуском продукции. Если ты что-то не так сделал, не убрался, у тебя увидели масло, получается, за любую вещь можно не оштрафовать, а просто лишить коэффициента. В среднем каждый коэффициент по 13 500, так ты зарплату и не увидишь. Официальная зарплата, оклад, который по закону не может изыматься никак, у меня был 25 000 рублей, самое большое, что я увидел — это 28 500 или 28 800, что-то такое у наладчика пятого разряда, а у наладчика восьмого разряда и оператора шестого разряда оклад был 19 000, зато получал он около сотки.
Замечал ли волны спроса, что сегодня вообще ничего не делаем, а завтра всем нужны тракторы?
С нашего участка довольно сложно увидеть ситуацию. Мы всегда что-то делаем, постоянно детали гоним по плану. Имеется подозрение, что эти детали не все идут в тракторы, а уезжают куда-то. Многие уверены, что они уходят куда-то влево. Плюс ещё у нас постоянно такая волна гонится: «Ой мы что-то не успеваем, мы от плана отстаём», но это не является ажиотажем, так чтобы прямо завод был загружен полностью — такого нет.
Что скажешь о качестве средств производства: станках, сырье, кто за ним следит, есть ли какая-то зависимость от импорта?
Я видел только один станок именно российского уже производства. В старых цехах я видел советские станки, зубодолбежные те же самые и так далее — на них работают, у нас протяжка вся советская, насколько я могу понять. А так, закуплены немецкие станки, один российский «Витязь», кажется. Его привезли незадолго до того, как я уволился. Есть там и лазерные станки, хорошая техника закуплена, новые станки, но техобслуживание, конечно, оставляет желать лучшего, потому что мои зубодолбёжные станки, купленные 3 года назад, уже выдают ошибки, то есть у них начинают плавиться «мозги», а это прямая зависимость с качеством продукта. Техническое обслуживание должно проводиться каждый год, а его вообще никогда не проводили: «Зачем? Они же новые!».
Отличаются ли условия в разных производственных подразделениях твоего предприятия?
По моему цеху не сильно. По сути, примерно все в одинаковых условиях находятся, но понятно, что высококвалифицированные работники, особенно старые, советского периода, фактически могут диктовать свои условия –– хожу восемь часов или семь, если вечернее, пятидневка, большая зарплата, на таких держится производство, но это исчезающий вид уже, а нынешнего специалиста, моего возраста, уже так не ценят. Они уже не могут диктовать свои условия, их не будут слушать, если они скажут: «Я завтра ухожу». Мой участок был недалеко от термического участка, там, где закаляют детали, там вредность есть, молоко, есть отпуска дополнительные, а мы, где выходит, собственно говоря, вся вот эта дрянь, вытяжка не налажена или её вообще нет, мы тем же самым дышим, но при этом нам никаких компенсаций за это не полагается: «Вы же на другом участке и до вас не доходит ничего», но это, конечно, враньё… У тех, кто трудится у входа, и дышится получше, и свежий ветерок, а те, которые в глубине цеха, те практически так же, как и в термичке, но плевать они хотели…
Насколько твоя работа травмоопасна, с чем связана травмоопасность? Это перенагрузка, старые станки?
Ночная работа влияет сразу на печень и на сам цикл сна, а работая по 12 часов вырабатываешь себя полностью — не просто так пришли к восьмичасовому рабочему дню, потому что весь день делится на три части по восемь часов: сон, работа и отдых. Вредные испарения от масла, тепло от станков, тепло от солнца летом, от перегретого цеха, гудение, не сильное, но тоже оказывает своё влияние. В основном именно масло, выхлопы. У нас же не подведены вентиляционные шахты к каждому станку, как это должно быть, нет, просто весь выхлоп выходит в цех, и всё. Респираторов нет.
Изучал сайт вашего предприятия, там написано: «Один из главных принципов кадровой политики в области безопасности труда и охраны здоровья сотрудников — приоритет жизни, здоровья человека над производственными и финансовыми показателями», так ли это по факту?
Это прямо прописано пунктом соглашения действующего коллективного договора между профсоюзом Кировского завода и Кировским заводом, я говорил об этом руководству и прямо указывал председателю профсоюза Савцову, что я действую согласно этому пункту, когда защищал рабочих от жары, по СанПину требуя законного сокращения рабочего дня. Они промолчали… Это не соблюдается, работник, обращающий внимание руководства на эти нарушения, им не нужен.
Что скажешь про квалификацию кадров?
У нас на заводах исчезает вообще работник. Многие ждут либо уже специалистов, потому что им прямо сейчас надо делать заказы. Либо те, которые готовы брать таких, как я, без опыта, но именно из-за этого не хватает качества. На самом деле так, чтобы массово были подготовлены высококвалифицированные рабочие, я не видел.
Легко ли повысить разряд? Есть ли обучение на предприятии?
Разряд повышают, но нелегко. Моего товарища приняли на работу, он перешёл на токарную группу, сначала точил диски, потом перешёл на барабаны. Он делал это по четвёртой квалификации, а у него был третий разряд. Он говорил, что уже работает, и ему нужно повышение квалификации, у нас есть свой учебный комбинат, в котором проходят обучение, повышают квалификацию, но ему какую-то препону ставили, мол нет… В итоге он плюнул на это, заплатил деньги и на курсах сейчас будет повышать квалификацию просто для того, чтобы официально иметь право подойти к этому станку с этой деталью, но при этом он уже полгода работал за этим станком.
Но вообще есть возможность профессионального роста на предприятии?
Есть. Те, кто давно работают, им повышают, их обучают. Но только для того, чтобы можно было объяснить, почему им надо повысить зарплату. То есть люди говорят, что уже слишком давно работают, а зарплата не движется. Предприятие обязано повышать квалификацию рабочих по соглашению, это включено в коллективный договор. Соответственно, эти работники пишут заявление: «Прошу повысить мою квалификацию, направить меня на обучение…» Но мне говорили, что четвёртый разряд ты получишь, разряд пятый — очень навряд ли, а шестой — никогда вообще. Потому что это огромные деньги. Придя с шестым разрядом, ты будешь получать 70, 100, 120 тысяч и так далее, но сами они тебе это не дадут никогда.
Какие основные проблемы можешь указать из всех перечисленных?
Основная проблема — это условия труда. Условия труда включают и зарплату. Текучка кадров происходит именно из-за графика, отношения к людям: относятся к людям, честно говоря, как к скоту.
Как к ресурсу?
Даже не то чтобы как к ресурсам, а просто как к грязи… Кроме высшего руководства — они всегда хорошо общаются, а среднее звено считает себя выше рабочих, и не знаю уж, кем они являются, что могут себе позволить так фамильярно общаться. Многие именно из-за этого при мне увольнялись, кто-то из-за зарплаты, кто-то из-за внутреннего давления на заводе, я его тоже ощутил, когда человек неугодный, то начальство кооперируется и всячески уничтожает бумажками. Когда увольнялся, я чистосердечно написал, что увольняюсь из-за руководства, из-за их давления на меня. Они могут консолидироваться, а рабочие, к сожалению скованы зарплатой, которая по щелчку пальцев может исчезнуть, и они не могут отреагировать никак. Это главная беда Кировского завода, из-за которой борьбы даже не предвидится.
Что в работе в целом ты бы хотел изменить?
Во-первых, это достойные зарплаты, достойные графики, условия труда, например, вытяжки и прочее. Сейчас станки хорошие, пол хороший, отлично всё сделано, но есть такие маленькие недочёты, которые влияют сразу же на всё. Казалось бы, вентиляция, но зимой или летом это принципиальный момент. Подумаешь там, допустим, зарплату рабочие получают с задержкой на неделю, на две, подумаешь, она может сильно урезаться, это не очень-то важно, ведь в итоге в среднем полтинник все имеют. Либо ты как хвостик бегаешь за начальством, соответственно, тебе премии, значки кировца — видимо, чтобы своих отличать. Либо тебе ничего или вообще пошёл вон, за забор. Я неоднократно писал, говорил, что зарплату надо поднять. Видимо, вот мои слова и подействовали, я везде написал об этом и растиражировал, и поднялись зарплаты, оклады даже поднялись, не то чтобы сильно, но внезапно появилось что-то у всех. Если Петербургский тракторный завод сможет пересмотреть свою политику… но как он может пересмотреть её в эпоху реакционного капитализма! Тот же самый директор заявляет о том, что он хочет развивать завод. Если он захочет развивать завод, то в первую очередь должен посмотреть на реальные зарплаты, оклады повысить, а не премии, чтобы человек пришёл и знал, что что бы ни произошло, он прокормит своих детей, оплатит съёмную квартиру (90% рабочих на съёмных живут рядом с Кировским заводом, а кто и дальше), будет существовать нормально. Без этого дальнейшие решения просто бессмысленны, потому что поток людей огромный — у нас около 43 человек уволилось в один день просто потому, что так дальше жить нельзя. Высококвалифицированные специалисты здесь в основном из регионов все, они поработали и могут уехать. Через несколько лет они просто покидают Петербургский тракторный завод и идут в более приличные места работать. Что от этого выигрывает завод –– я не понимаю. У них всегда дефицит кадров: на двух станках человек может работать в две-три смены, без переработок, но выходи делай норму.
2. Забастовка
Расскажи, как Вы решили выйти на забастовку?
Старожилы сказали, что если не выпустят обещанный приказ директора по заводу о сокращении рабочего дня, то баста, прекращаем работу. Я говорю, что забастовка — это если больше половины завода встанет, тогда это забастовка. Сразу договорился с особо осведомлёнными товарищами: «Вперёд, бегите, используйте любые принтеры, МФУ, распечатывайте приостановочные листы, заявления о приостановке работы, распечатывайте СанПины, всю документацию, которой в случае чего можно бы было шлёпнуть и сказать, что у нас всё по закону». Мы всё это организовали, но это было спонтанно и хорошо подготовиться было невозможно. Это было удивительно: за пару часов мы из разных цехов консолидировались и нашли какой-то метод. Суть была в следующем: жара, мы через окольные тропы чёрного профсоюза [Черный профсоюз — полностью связанный с администрацией и действующий сугубо в её интересах, а не в интересах рабочих. Профсоюз более соглашательский, чем жёлтый — прим. Сизифа] нашли приказ директора, мой товарищ сфотографировал его, мы два дня его добивались. Я в своём цехе начал каждому рабочему у станка рассказывать про этот приказ: «Вот я тебе рассказываю от нашего профсоюза и всё такое…», — они удивлялись: «Как так, ну, интересно, да, надо сокращать рабочий день, а то жарко как-то». И к обеду все внезапно взбудоражились: «Надоело это терпеть... давайте это приостановление делаем». Мы по токарям как раз прошлись, и большая часть сказала: «Да, мы согласны». Тут я понял, что началось, и надо это движение как-то направлять, организовывать. Донимал руководство, директор скинул решение на начальника цеха пусть, мол, сам решает, что будет у него в цехе, но сократить надо так, чтобы производительность не упала. Я говорю: «Где решение начальника цеха?» Они мне: «Подождите, подождите, у нас ещё пока нет понимания». Я: «Понимаете, не понимаете, но рабочие готовы остановиться». Потом нам говорят, что через десять минут будет собрание цеха. Поскольку только токари нашего цеха были в курсе и действовали, остальных я не успел оббежать, поэтому объявлялось якобы собрание цеховое, но на самом деле только нашего участка. Так что вот тут пожар и появился. Остальные даже и не знали — рабочий с рабочим вообще не общаются. Далее нас собрали, выступили. Начальство, как всегда, уверенное, что все будут смотреть в пол и молчать, даже опешило от того, что первым вопрос поднял я: «Что с жарой, что с приказом?» У них пропал дар речи, потому что они не были готовы к тому, что рабочий внезапно начал указывать пункты, какие-то законы, СанПины, конкретные даты, номера — то есть для них это вообще выше гор было. Нам сказали, давайте решим сейчас, что либо работаем в эти жаркие часы за сверхурочные — они, мол, понимают про жару, «они всегда всё понимают, всегда, но не в нашу сторону», либо сокращаем время согласно СанПину. Тут был сложный момент –– это для меня хороший опыт, все рабочие молчали хотя до этого основная часть собрания — токари — сказали: «Да! Мы будем вместе и так далее». Я предполагал, что так дело пойдёт, поэтому я начал говорить: «Товарищи, о своём здоровье позаботьтесь! Какие деньги, если фактически завтра у вас сердце не выдержит или вы прямо сейчас в работающий станок упадёте?» Мой товарищ-марксист тоже меня поддержал, и мы уже вдвоём начали поднимать эту волну. Тут уже на наши два голоса большая часть согласилась, что они все за сокращение времени. Мой наставник, пусть ему будет стыдно, повел себя абсолютно безучастно, молча стоял и смотрел, хотя до этого всячески поддерживал — таких людей я не люблю. Собрание прошло, нам сказали (от руководства), что всё, мы поняли, сейчас мы удаляемся, чтобы выдать вам решение, но я понимал, что что-то, скорее всего, будет. Сразу все мастера вокруг начальника начали крутиться. А рабочие уже пошли: «Всё, мы победили!». Я говорю: «Ну отлично, но вы понимаете, что нам сейчас известный орган на воротник положат?»
Необходимо продумывать, что будет в следующий раунд.
Да, следующий раунд. «Вы понимаете, что собрание провели только из-за того, что вы готовы были остановить работу? Если вы пистолет вытащили, то должны выстрелить, иначе –– не вытаскивайте пистолет! Вы должны остановить работу, иначе нет смысла». «Да, ладно, мы понимаем всё, мы согласны!» Давай печатай всё в быстрых темпах, в профсоюз беги отвлекай всех… Короче, напечатали, распространили как-то, а завод, как вы понимаете, немаленький! — пришлось нашему товарищу спринтеру Ивану [имя изменено — прим. Сизифа] пробежать. Всё подготовили, я всем всё выдал. Я написал, ещё один токарь написал, мой товарищ-марксист тоже написал, который меня поддерживал изначально. Сознательный рабочий в любом случае поддерживает правильное дело, и неважны деньги, важна была именно солидарность. Несознательных рабочих можно продавить, а сознательных уже не продавишь. Мы приостановили работу, все остальные типа: «Да-да-да, мы сейчас напишем, тоже всё напишем», — естественно, никто ничего больше не написал, а нас вот трое ушло. Отматывать назад уже невозможно — всё, фарш нельзя прокрутить назад, мы уже эти бумажки отдали. Мы всё официально приостановили и ушли спокойно домой.
На следующий день я поймал этих двух токарей предупредить их, что мы официально в приостановке — пока нас не уведомят, не даём работу. Один говорит: «Да? А я не знал и уже вернулся к работе, я только на вчера приостановил». Я думаю: «Ну понятно, на дурачка решил скосить, ну хорошо». Второй: «Мне вроде нормально, я пока поработаю, пока что не сильно жарко в раннее утро». Когда большая часть, почти весь завод работает, весь цех, а вы тут пара человек таких — понятное дело, что вы что-то не то делаете. Если бы ушло хотя бы 10–15 человек как в другом цехе, там даже бумажки бы были не нужны, просто никто бы ничего не сделал. Там 20 или 30 человек ушло, ногами проголосовав: неважно, есть у нас приказ или нет. К этому цеху очень хотели меры пресечения выдать, но в итоге вообще ничего не сделали, даже объяснительных не потребовали. Потому что отсутствие 30 человек специалистов, — даже такое маленькое количество людей, — позволяет диктовать свои условия. Но в нашем цеху, к сожалению, пока «рабская» идеология царит в головах. Нам плохо — мы хотим бороться, но мы не будем этого делать потому, что страшно. «Тех, кто боится –– того и бьют». Первый, меня поддержавший, когда в цехе становилось жарко, пользовался этой бумажкой, мол, он всё ещё в приостановке и спокойно уходил отдыхать, он ещё хоть как-то меня поддерживал, но я в основном сидел в забастовке один, 12 дней сидел в этой своей личной забастовке. Я выбил распоряжение начальника цеха сократить рабочее время, и тогда закончил приостановку. Во время нашей борьбы уже поменяли СанПин. Раньше было строго законодательно про сокращение рабочего дня при 32°, а теперь это всего лишь рекомендация — тут опять потерпели поражение. Пока думали, собирались, этот закон остался лишь рекомендацией, которой можно утереться и выкинуть вообще.
Как только я закончил приостановку, я приступил к своим обязанностям, но на меня начали писать мастера разные должностные записки, мол, ушёл раньше, станок у него грязный, они перепутали детали мне в плане, и типа почему это я их не доделал и никому ничего не сказал, вот эту всю байду начали использовать — в общем, весь административный ресурс, который у них только был. При этом мне запрещали общаться с рабочими, меня называли агитатором, провокатором, что я на всём заводе пытаюсь заниматься саботажем, всячески меня пытались прессовать. Потом холуи работодателей пустили пулю о том, что должна была быть доплата за эти часы якобы сокращённые, они должны были идти в полуторном и двойном размере. Они же пустили байку в рабочей среде, что никому не начислили этих дополнительных денег, а мне начислили. Суть в чём: среди рабочих есть вот эти холуи, которые всячески будут подлизываться к начальству и распространять бред про своих же рабочих.
23 июня, судя по твоей записи во Вконтакте, Вы начали забастовку, а 24 июня вице-премьер Юрий Борисов посетил Петербургское Машиностроительное предприятие, Петербургский тракторный завод и завод Универсалмаш. Был ли он у Вас в цеху? Как это отразилось на производстве, на забастовке?
Наконец-то узнал, как его зовут. Был он в нашем цехе. Я видел из окна, что кто-то приехал на четырёх чёрных тачках с людьми в костюмах, я не знал, кто это. Говорили, что какой-то министр… Он зашёл к нам в цех, но с парадного входа, там, где всё чистенько и нет рабочих, там, где склад. У нас около цеха после этого появилась «капсула времени» с серпом и молотом — всё как полагается, её должны открыть в 2049, в честь Великой Отечественной войны. Это никак не отразилось на производстве и забастовке. У нас довольно часто приезжают разные фотографы, в наш цех — он ведь и строился для этого, для показухи. Как-то приезжали фотомодели в свадебных платьях, стояли у станков, реверансы всякие делали, бедные их платья, все в масле, наверное, были! В тот день не только министр приезжал, арабский шейх ещё, его я видел — это покупатель, только чего именно я не знаю, трактора вряд ли он покупал.
Из твоего рассказа выходит, что протест был не только в одном твоём цехе, но и в других цехах. Сколько людей поддержало тебя во время забастовки?
На словах меня много кто поддержал. Больше всего поддержал меня 250-й цех, хотя лично меня даже и не видели, но люди вставали за меня, когда меня начали прессовать бумажками, по крайней мере, мне так передали. Может это, конечно, так совпало, но они начали писать, мол, у них всё ещё жарко, а у них ведь в 250-м цехе так и не вышло распоряжение, только в моём цехе вышло. Моя единоличная забастовка послужила как раз тем, что я принудил дать это распоряжение начальника цеха. По другим цехам это распоряжение очень долго не выходило. Товарищи из 250-го цеха начали писать бумаги, что им плохо, и по состоянию здоровья «мы уходим раньше на два часа», таким образом, они обратили и на меня внимание. Когда я общался с начальником цеха, он мне говорил, что моя забастовка другие цеха будоражит, что люди просто берут и уходят массово. Более мелкое начальство — мастера — пытались опровергать эту информацию, говорили, что никто никогда не уходил. Я им говорю, что можете расслабиться, начальник цеха вас спалил, а у вас даже между собой связи нет.
На самом деле, показать истинное, историческое общественное место и руководителям, и рабочим Петербургского тракторного завода — это как щелчок пальцев — просто начните общаться о своих проблемах и путях их решения. Ведь среди вас, рабочих, точно есть знающие люди, во многих цехах этого завода, которые легко подскажут и расскажут, как действовать, тогда силой ваших коллективных действий у вас поднимется зарплата, в отпуска станут вас отправлять своевременно. Да, будет несколько репрессий, потому что не может быть боя без мордобоя, кому-то там понизят зарплату, может быть, кого-то начнут давить, но 100 – 200 человек не задавишь.
Я так понял у Вас есть профсоюз, как ты говоришь «чёрный». То есть полностью аффилированный с администрацией и действует сугубо в интересах администрации, а не в интересах рабочих? Как он действовал в этой ситуации конфликта?
Раньше я думал, что у нас просто жёлтый профсоюз, профсоюз соглашателей. Он подыгрывает работодателю, но при этом ещё что-то старается делать в пользу рабочих: «Мы хоть как-то там пытаемся помочь, Вы понимаете, сейчас время тяжёлое, но вот мы по чуть-чуть выбиваем что-то для рабочих» –– например, такой профсоюз МПРА. Они выбили во время этой жары час сокращения, хотя можно было больше, то есть профсоюз выбил минимум, чтобы оставаться вроде как «борющимся» профсоюзом, но дальше это опасно, тогда профсоюз будет в оппозиции, а кому это надо в наше время? А наш профсоюз пошёл дальше. Наш цеховой председатель комитета вообще не хотела никакой профсоюзной деятельности. Когда я вывел её на общение с рабочими, ей пришлось что-то делать, когда я начал задавать неудобные вопросы по поводу того, что почему-то зарплата сокращается, объём работы увеличивается. Она заняла чёткую позицию, что, наоборот, мы должны делать так, чтобы прибыль росла. Я сказал: «Ребят, ну Вы сами всё слышали». Когда я попросил защиты у профсоюза по причине давления на меня, они со мной вообще не общались больше, моё заявление не приняли — в телеграмм, мол, обращайтесь, а там ноль — я вижу, что прочитано, но никто не отвечает. Председатель профсоюза Савцов, когда я общался с руководителями напрямую, топил меня, не защищал мою позицию, хотя она чисто профсоюзная, этого запись даже есть. Председатель профсоюза, во-первых, когда я прямо пальцем тыкал в коллективный договор, законы, СанПины, «живые бумажки», показал, что он их не знает, может даже не читал никогда. Во-вторых, сказал руководству, мол, «действуйте с ним по закону», фактически дал отмашку.
И ещё вопрос: что ты имеешь в виду под "черным профсоюзом"?
Профсоюз полностью являющийся продолжением владельца. По сути фашистский профсоюз.
А в чем отличие от жёлтого? Типа в жёлтом хотя бы формальная независимость?
Да, там тебя не бросают на съедение начальству и к тому же помогают начальству тебя сожрать.
Были ли рабочими совершены какие-то тактические ошибки, которые помешали эффективности достижения целей?
Я думаю, что мной была допущена ошибка, я несколько переоценил ситуацию, идеалистически подошёл к этому вопросу, рискнул –– может быть, поднимется волна, но нет, они не готовы, тому есть объективные причины: никто не хочет терять зарплату, их всех запугали — чуть что не так, давай до свидания. Я был опьянён собранием, когда увидел, что люди согласны, люди встают, я не могу уже в хвосте тянуться, –– они, конечно, готовы были, но их смяли, подойдя к каждому отдельно целыми делегациями из мастеров и начальников цеха. Кого-то уговорами, кого-то запугиванием, да и среди рабочих есть, может, несознательные, а может, действительно с очень высокой зарплатой, которые подыгрывают в дудку начальников, говорят за план. Хотя давным-давно всем известно, что у нас план общий от продажи: то есть продаст менеджер трактор, тогда всему заводу будет премия. Ваша задача –– точить детали, и вы никак не связаны, у вас есть личная выработка, выработка цеха, но это тоже дополнительная премия, а зарплату вы должны получать за изготовление вашей детали. Вот так в апреле связали руки, причём именно с подмашки профсоюза. Была введена новая система премирования и оплаты труда, то есть ты на продажу трактора повлиять не можешь, но твоя заработная плата зависит от этого.
Помимо температурного режима и зарплаты рабочих какие ещё проблемные моменты ты можешь назвать?
Много-много дополнительных соглашений. Рабочим в голову вбили мысль о том, что у них якобы контракты, хотя трудовым кодексом установлено, что есть служебный контракт для госслужащего, и есть просто трудовой договор. А им вбили, что на них ТК РФ не распространяется, и в это почти все верят. Я говорю: «Вы хоть заглядывали в саму книжку?». «Да, я заглядывал», говорят, а я говорю, что врёте и не заглядывали, поэтому вы и не знаете этого. Поэтому у них так плохо всё. В жару они умирают и молчат про это.
Вступали ли вы во взаимодействие со сторонними профсоюзными организациями?
Листочки по приостановке, инструкции, СанПины подготовлены МПРА, я это где-то в «Вконтакте» увидел и воспользовался. Потом как-то пришёл на их семинар, мне абсолютно не понравилось — они льют какую-то идеалистическую воду и бороться хотят за зарплату и всё, а не за изменение реальных условий труда. Так что во взаимодействие не вступали. Потому что нет других профсоюзов, кроме одного, да и тот не наш.
Кто лучше организован: собственники, начальство или работники?
Никто. Вообще.
То есть атомизация отражается в том числе и на начальстве и это, с одной стороны, плюс, с другой, и на работниках тоже эта атомизация отражается. Вы общаетесь с узким кругом коллег, обсуждаете ли насколько эффективно управление предприятием, есть ли какая-то критика по управлению?
На последнем нашем собрании. Перед нами настолько неграмотно, а может, так и задумывалось, отчиталось начальство по производству, именно начальник цеха и начальник производства, что вместо эффективности труда сказали об обратной стороне — о росте интенсивности нашего труда на 105%. На что потом был дикий смех со стороны рабочих. Настолько уже откровенно говорят… Я объяснил, что это был отчёт об эксплуатации, и реально они отчитались, что используют на 105%, а платят, как и раньше.
Беседуете ли с коллегами о политике?
Пытались, но, как правило, в головах присутствовал жуткий солипсизм. Абсолютный. То есть, с одной стороны, вроде как, люди раздражены донельзя, сознательно говорят: «Мне всё это неинтересно, я ничего об этом не хочу знать», но через пару фраз у них глаза горят, они ненавидят это всё, что есть сейчас. И главное, о чём они говорят, что если это продлится ещё какое-то количество лет, то всё, мы «взорвемся всей планетой», то есть невозможно уже, ничего не восстановишь, кадры умрут, производство откатится. Мы уже почти в XX веке по всем показателям, так мы ещё сильнее туда в XVIII прыгнем или в XIX. Такое понимание у рабочих есть. Когда с ними пытаешься обсудить это, то у них встречается, что коммунизм есть единственно правильный выход из всего этого. Но потом, когда начинаешь объяснять, с ними разговаривать, тут же включается тридцатилетняя пропаганда: большевики, конечно, молодцы — школы, медицина, но тут же они все предатели, работающие на немецких канцлеров, французских шпионов и всё вот это. Главный, почти идиотизм, с моей точки зрения, который слышу: «Мы не хотим крови». То есть, когда вас будут забивать, это нормально, так и должно быть, но вы крови не хотите — я не могу этого понять. А как вы хотите? Наверное, в боксе тоже крови нет. В боях, которые вы любите, тоже, наверное, всё бескровно — они договорились, что сегодня выигрываю я, а завтра ты. Нет, борьба она такая, и иначе быть не может. Пролетариат у нас ещё не обучен и витает в облаках, но злится, прямо злится до раскалённости.
Директор Петербургского тракторного завода Сергей Серебряков состоит в партии «Дело». Знаком ли коллектив с его политическими взглядами?
Он понимает, что мы делаем на заводе, он говорит, что это правильная цель — коммунизм, всё хорошо, «вы правильной дорогой идёте, но не на моём заводе», а так, «я, конечно, большевик» — это он говорит, на что ему сказано было про прибавочную стоимость, а он говорит: «нет прибавочной стоимости». Как мы потом узнали, он это взял из книги про Генри Форда и Сталина «Как жить по-человечески» [книга коллектива Внутренний Предиктор СССР — прим. Сизифа] — нет прибавочной стоимости, Маркс был неправ в этом плане, что «есть большевики, есть марксисты, есть коммунисты — это три разные вещи, вы не понимаете».
А что думают рабочие о его политической позиции?
Рабочие вообще не знают о его политической позиции. Они до последнего верили, что он просто не знает, что у него творится на производстве. Я с товарищами разбил эту иллюзию, показал, что он всё прекрасно знает, просто его карман ему важнее.
На твой взгляд, реализуемы ли политические надежды директора ПТЗ? Основа его политической программы состоит в том, что он хочет поддержки обрабатывающей промышленности в Российской Федерации, например, за счёт низкой ставки кредитования и развития технических кадров.
Вообще, это, конечно, прогрессивно, если мы из сегодняшнего дня смотрим, то, конечно, это прогрессивные «мечты». Надежда — это если есть условия. У нас, к сожалению, всё продано, всё распилено и всё уничтожено, все предприятия обучающие, большинство, по крайней мере. Один завод в год, условно, закрывают. В этом году два завода закрылось, один отстояли. О каком мы можем говорить прогрессе? О совершенствовании чего? Того, что осталось? Это является условием только регресса, а не появления чего-то. Следовательно, это мечты. Он и его партия «Дело» — это, видимо, группа прогрессивных капиталистов, которые всё ещё верят, что у нас рынок свободной конкуренции и у нас не империализм. Хотя они должны же понимать, что у нас империализм. Иностранный капитал к нам уже давно запустил руки, вот, им приходится приглашать инвесторов, Газпром, арабского шейха и так далее, у нас нет 100% российских капиталов. Поэтому мечты. Пускай директор действует, может даже консолидирует прогрессивных капиталистов, которые захотят повышать зарплаты рабочим, которые за высокотехнологические высокооплачиваемые рабочие места, чтобы лучшие специалисты приходили к ним выпускать лучший продукт, продавать его по всему миру, и тогда, конечно, мы воспрянем как страна, как государство. Станем нормальным капиталистическим хищником и уже будем дербанить мир сами. Тогда в результате эксплуатации чужих рабочих, нашим рабочим, по идее, должно быть чуть получше жить, как в США, например, но, мне кажется, что мы будем всё время на этом условном пятом месте, каким мы были в Российской империи, так и останемся на пятом месте.
Что в коллективе думают о Навальном, если вообще что-то думают?
Я слышал это мельком и от одного только человека, он призывал что-то там делать, выходить на улицу. Говорят, что Навальный это явный какой-то фуфел, поэтому даже неинтересно. За коммунистов интересней посраться, чем за Навального.
Петербургский тракторный завод имеет долгую историю, при Российской империи завод назывался Путиловским, и рабочие-путиловцы принимали непосредственное участие в событиях 1905 года, в революции 1917 года. В 1924 году был выпущен первый трактор. В Великой Отечественной войне рабочие Петербургского Тракторного завода также принимали участие. Богатая история. Бывает ли, что сейчас работники это для себя как-то отмечают, ассоциируют себя со своими предшественниками?
Ассоциируют только так, что мы всё просрали. Это делали наши великие предки, а мы ничего не делаем, мы обезьянки, мы пыль. Завод может сегодня называться так, завтра не так, нам плевать — они не ассоциируют себя с историей этого завода, они не кировцы, они не путиловцы. Хотя, когда я одному такому сказал, что я ленинградец, и это скорее мой завод, он сказал, что он проработал на нём больше и это его завод. И я считаю, что он прав, он в него больше своей жизни вложил. При этом он не хочет знать про историю завода, не считает себя кировцем. Руководство постоянно спекулирует этим, выпускает такой плакатик: «Деды могли, и мы можем», — якобы рабочие Кировского завода выпустили. Ни один рабочий сейчас так бы не сказал, может быть, только специально обученный холуй. То есть историю они показывают, но опять-таки некоммунистическую, Путилову поставили памятник, но за заводом. Кирова, Ленина ещё не снесли, но их и не чистят.
Есть ли какие-то рабочие традиции, сохранились ли?
Традиции вроде как должны были сохраниться, но всё уже переработано буржуазией. Тот же самый кодекс кировца [«дополнительная система стимулов и вознаграждений сотрудников», 1970-х годов — прим. Сизифа], который был с тех годов ещё. В общем-то, рабочему это даже не стоит читать. Кому значки, кому деньги выдать и так далее, там в кодексе от духа кировца ничего не осталось. Единственные слова остались на памятнике Кирова: «Нет того грома голосов, в котором не прозвучал бы громкий голос путиловского рабочего», может быть, неточно цитату привёл, но смысл такой. Вот это больше похоже на кировского рабочего. Почему его и назвали Кировским — он действительно был первым и всегда поднимал за собой остальной Петроград.
Не осталось никаких традиций, потому что рабочий теперь никак не привязан к производству, это уже не наше производство, и это связано с тем, что нет уже производственных общин. В Российской империи люди жили фактически на заводе, они почти всё время, по 12, а то и по 16 часов работали, а потом уходили через 300 метров в барак и там спали, по сути, ты живёшь на заводе, поэтому и появлялась община. Бывшая крестьянская община приехала на завод, так как изначально рабочих набирали из крестьян. Была путиловская община, а коммунизм рабочего только раззадорил, так и появился вот этот могучий рабочий-кировец. А сейчас всё уничтожили. Наоборот, лучше вообще не общайтесь — сидите в своих айфонах, телефонах.
Сейчас ты уже ушёл с Петербургского тракторного завода [ПТЗ], а долго ты там работал? Как дальше планируешь свой профессиональный путь?
Работал пять месяцев. Я и ушёл одновременно, и не ушёл, ПТЗ был не как цель, а как факт, что он первым у меня попался, и я туда шёл, собственно, с целью политической — обучать пролетариат. Громко сказано, конечно, но шёл помогать в организации, помогать в образовании, так сказать. Сейчас я вынужденно сделал шаг назад — пошёл на менее крупную фабрику. На завод не очень-то хотят брать начинающих специалистов, им хочется сразу с опытом, навыками, и желательно, чтобы рабочий был и программистом, и наладчиком, и всё вместе за одну зарплату. Появляется дилемма –– опыт мне приобрести негде, но опыт нужен, и так вечное колесо.
3. Всеобщее
Как ты видишь развитие твоей отрасли промышленности в России сейчас?
Нужно вначале развить сельское хозяйство, для этого надо консолидировать всех фермеров, чтобы зерно внутри нас ходило, чтобы хлеб был дешевле. Соответственно, будет потребность производить больше. Опять-таки, это нельзя сейчас сделать, потому что это в рамках социализма делается.
Что изменилось за последние пять-десять лет, как ты видишь это?
От таксиста как-то историю слышали, что они тракторы «Кировцы» заказывали, так они даже легковушку вытянуть не могут. Говорили ещё, что у нас стояло порядка 130 тракторов вернувшихся, и я вполне могу сопоставить эти истории. Деградация абсолютная, полная. Если дальше так пойдет, мы просто откажемся от производства, потому что это нерентабельно и проще якобы зерно закупать. Как сейчас выдают фураж в чистом виде этой картошки маленькой. Вся страна этим больна, у нас люди арбузами травятся из «Пятёрочки» и «Магнита». Лет 5 назад, когда я говорил, что качество ухудшается, и это нормально для умирающего капитализма, люди не верили. Сейчас, с каждым днём всё больше и больше говорят: «Да, чёрт возьми, качество ухудшается». Что ни возьми, оно рассыпается в прах, оно невкусное, либо продукта вообще нет.
Можно ли сказать, что хаос рыночных отношений переходит на хаос производства?
Обязательно. Производство является отражением. Нельзя продать то, чего нет. У нас получается хаос из-за того, что кто-то что-то недослушал, не узнал, или внезапно были испорчены детали, недосчитались деталей, и сейчас нужно срочно переправить план, опять всё переналадить, и бессмысленно –– ресурс станка исчезает.
Есть ли положительные тенденции?
Может, сейчас в экономике происходит подъём, может, конкретно в нашей производственной отрасли, но я вижу, что рабочие профессии начали везде активно рекламировать, на билбордах, например. Тот же БАМ никогда не достроится, он был Советский, и туда комсомол ездил, из коммунистических соображений, а сейчас это невозможно сделать последовательно. Наш морской порт набирает всевозможные рабочие квалификации, с обучением, уже опять открывается обучение за счёт работодателя, на Балтийский завод набирают людей. Ещё проблема, что жильё перестали выдавать. Условно, я могу отработать смену, жить там, а на выходные приезжать к семье, это хотя бы подстегнуло, а сейчас либо далеко ехать, либо зарплата не очень. Положительная тенденция в том, что я замечаю некое оживление в рабочей среде, в рабочих профессиях.
На уровне завода решить существующие проблемы, по твоему мнению, нельзя?
Нельзя. Например, тот же самый Петербургский тракторный завод, мы зависим от металла. Металл у алюминиевого короля Дерипаски, в этой цепочке мы маленький завод, и наш завод кричит о том, что нужно снизить цену. Но у Дерипаски своя выгода, и придётся Петербургскому тракторному заводу подчиняться. Власть нынешняя продаёт всё, уничтожает производства. Они хотят жить за счёт того, чтобы выдавать заграницу первичное сырьё или первичную переделку. К этому и идёт страна, как это было в Российской империи, возвращаться туда я бы не хотел. Мы и так уже по продовольственной безопасности проиграли, считай, если будет война, то четверть страны сразу вымрет.
Какому слою общества должна принадлежать власть для того, чтобы все эти изменения, о которых ты говорил, могли претвориться в жизнь? Есть мнение, что собственникам-нанимателем, то есть капиталистам, а есть, что наёмным работникам, то есть пролетариям. Так кому и почему?
Пролетариату. Я за диктатуру пролетариата ввиду простой причины: вся наша жизнь, всё производство создано для того, чтобы воспроизвести саму жизнь, это сама суть человечества — воспроизводить жизнь, как нас учил Энгельс, следовательно, жизнь завязана на производстве, поскольку это само условие для существования жизни. С производством соприкасается именно рабочий, то есть он печёт булочки, месит тесто, возит это всё, точит детали для станков, создаёт эти станки, строит дома, здания… Поскольку непосредственно рабочий создаёт условия для самой жизни, то он и должен распоряжаться всеми благами, которые он и создаёт для того, чтобы их хватило всем и каждому. Чтобы созданные рабочими блага служили не для тщеславия, а для развития всего человечества.
Понял, спасибо!