А ХРУ-НИЧЕГО…
Федеральное Государственное Унитарное Предприятие «Государственный Космический Научно-Производственный Центр имени Михаила Васильевича Хруничева»… Объявление о найме на работу от столь замороченного работодателя сразу бросилось мне в глаза. А я уже ехал устраиваться в Московский метрополитен и подумал, что «над землёй» всё-таки интересней, да и общежитие дают.
В отделе кадров на улице Новозаводской, я получил огромное количество всяких бумаг и бумажек для заполнения анкетных данных и когда пошли вопросы про моих бабушек да дедушек, я лишний раз убедился, что предприятие настроено весьма серьёзно и лёгким флиртом тут не пахнет, как и петтингом тоже…
В конечном итоге, на все медкомиссии и проверку моей неокрепшей личности всякими СБ, ФСБ, ГКЧП ушло порядка трёх недель. После чего, в отдельно отведённом кабинете на проходной ФГУП, мне был вручён электронный пропуск и устное объяснение, как попасть в необходимый цех. И я пошёл...
Территория завода, по которой ездили служебные автобусы, и наличие рабочих рук на производстве меня завораживало. Войдя в цех, я нашёл кабинет престарелого начальника, который, как и полагается, оказался редкостной тварью даже с первого взгляда. Мы обсудили мой опыт работы и сошлись на заработной плате в 15000 рублей в месяц. Так, в очередной раз, я стал слесарем механосборочных работ, но одно название завода покрывало все издержки.
После чего, я пошёл заселяться в общежитие, которое находилось в шаговой доступности, на окраине Филёвского парка. Комендантом оказалась очкастая и недотраханная женщина лет сорока, которая абсолютно серьёзно заявила, что «Здесь всё, как на зоне, т.е. очень строго!» Поэтому, от испуга, в тот же вечер в парке я принял пол-литра водяндрия и, благополучно минуя общежитскую охрану, лёг спать, предвкушая совершенно новую жизнь...
На следующее утро в заводской раздевалке похмеляющийся мужичок открыл мне житейскую мудрость, что надо всегда держать одну чекушку на работе, а вторую дома… Чтобы и на работу хотелось ходить, и к жене возвращаться. Я это запомнил навсегда.
Цех представлял собой довольно раздолбанное сооружение и никак не вписывался в те стандарты, которые показывали по телевизору о жизнедеятельности нашей космической индустрии. Рабочий процесс оказался не пыльным и заключался в подготовке к сварочным работам всяких хомутиков и кронштейнов, а после — к их правке, зачистке и предъявлению на суд мастеров ОТК. Работа была сдельная и каждая операция оценивалась в несколько копеек. Плюс 30 рублей в месяц доплачивали за секретность… Всё правилось и гнулось «на коленке», поэтому простор для творчества был широк. Хотя, если честно, всю эту мелочёвку можно было купить на рынке по рублю за кило. Но ручной труд всегда приятней, особенно, когда в нём задействовано столько светлых тел… Кстати, в этом цеху когда-то собирали велосипеды «Дружок» и мне это было весьма приятно. Сразу вспоминалось манно-кашевое детство.
Основная масса коллег была предпенсионного возраста и многих держали просто из жалости или по старой дружбе. Помню, как чествовали одного дедушку, который проработал на заводе 60 лет! Это кошмар! И я так не хотел...
Дни текли размеренно, работа выполнялась весьма успешно. Цех поставлял детали для первой ступени какого-то ракетоносителя, которая приказывала долго жить на шестой секунде после старта. Поступали и госзаказы — это, когда некоторые аппараты ни в коем случае не должны были выходить на орбиту, а успешно брякаться в какой-нибудь казахской степи, чтобы потом чиновники по Первому каналу делали очень грустные и озабоченные лица. Но это была политика и, в любом случае, заводчане очень старались. В некоторых цехах даже висели напоминалки:
«Летела ракета, Упала в болото. Какая зарплата — Такая работа»
Кстати, зарплату платили весьма нерегулярно, и выплачиваемая за месяц сумма всегда была сюрпризом. Обычно я с коллегами после работы шёл в Филёвский парк, где распивалась бутылочка и уже после этого можно было смело заглянуть в свой квиток. И подумать, кто пойдёт за второй, чтобы отметить очередную радость или горе. Однажды, в соседнем цеху мужчина решил ознакомиться со своей зарплатой «на месте», после чего пошёл в раздевалку и повесился.
Для меня это был первый звонок…
На обеденных перерывах мужики играли в карты или домино, кто-то отсыпался, пытаясь отрезветь. За центральным столом в цеху спал пузатый мастер Вова, закинув голову назад и широко открыв хлебало. И каждый проходящий мимо, мечтал залезть на стол и нассать ему в рот. Я всегда старался на обеде выйти в город и немножко прогуляться. Если ко мне набивалась компания, то можно было пропустить по бутылочке пивандрия и со стороны посмотреть на ГКНПЦ.
После одного из таких перерывов, меня с сослуживцем отправили в цех покраски отнести какую-то деталь. Мастером там была очень энергичная и общительная женщина и, обнюхав нас, она заявила, что от нас разит. Мы засмущались. От нас разило пивом. А через дней десять мы пришли забирать обратно эту деталь и увидели её пьяно-танцующую на столе под шлягеры 90-х. И вновь нас охватило смущение, теперь разило женской доступностью и развратом...
Шли месяцы и годы, менялись люди. Молодёжь приходила и уходила прочь. Зарплата колебалась от 10 до 15 тысяч в месяц. Хомутики и кронштейны регулярно пополняли склады. Новая жизнь вошла в обыденное русло, и я даже успокоился. И привык.
Но однажды, тот самый мастер Вова что-то напутал при закрытии моего табеля и мне прилетела зарплата в минус тысячу рублей. Заявление об уходе было написано сразу, но пришлось отрабатывать ещё две недели. В течении которых, я со счастливой улыбкой сидел в курилке и ждал конца смены или гулял, ностальгируя, по заводу, попивая газированную воду из сохранившихся автоматов со времён СССР. В некоторых цехах на этих аппаратах стояли солонки и, если в газировку добавить соль, то начиналась бурлящая реакция и напиток приобретал незабываемый вкус. Почти, как велосипед «Дружок» из моего манно-кашевого детства…
В назначенный день, я попрощался с коллективом, раздарил особо близким мне людям нажитые за всё это время свёрлышки да метчики и отправился в кабинет начальника цеха за положенной мне документацией для отдела кадров. Эта редкостная тварь приняла меня по-отечески, сказав, что зря я так погорячился. И вообще, что я пропаду. Времена нынче трудные и найти работу с жильём в Москве практически невозможно…
Я забрал документы, на проходной Хруничева сдал электронный пропуск и, радуясь столичному солнышку, неукоснительно пошёл пропадать.