РУСЛАН, ОПЕРАТОР ХИМПРОИЗВОДСТВА

Работаю оператором, работа связана с вредностью. Никаких сейчас льгот, связанных с вредностью, у нас нет. Ни доплачивают, ни, смешно даже сказать, даже молока не дают. Работаю я уже в этой сфере года три, с этой химией. До этого я работал в Подмосковье, сейчас приехал в Казань.

Это заливочная машина. Заливает пенополиуретан в качестве утеплителя для труб. Трассу, наверное, видели? Вот эти трубы мы и делаем. На трубу накидывается оболочка, а потом уже заливается. С двух сторон одеваются фланцы, чтобы пена не вытекла. Вставляется в этот фланец пистолет, заливается определённое количество пены – сначала она жидкая, потом её распирает.
Там такая струя, что если её (машину) включить, дуло направить прямо, то долетит до «Евросети» – ну, метров пятьдесят. Там очень большое давление. Мы накидываем фланцы и в машину «забиваем», сколько нужно пены. Сейчас всё вручную, до этого было всё механизировано, завод новый, ему буквально 5 лет. Но наш народ, х** его знает, как будто он не может ни с чем управляться: ему дали кувалду – вот и маши кувалдой, так тупо мы сейчас и делаем – машем кувалдой. Хотя до этого всё было продумано, автоматизировано. Почему так? Покупают, трубы привозят. Наш человек, он может нажиться на всём, даже вот на этих трубах. Трубы привозят не круглые, а, бывает, и овальные, которые выпрямляем мы этим же молотком, то есть кувалдой. А по идее, на заводе всё есть у нас, всё автоматизировано. На овальную трубу фланец не одевается – он же круглый, у него один диаметр. Наверное, всё у нас поломалось, как мне рассказывали, через год. Есть такие трубы большие, диаметром на тысячу (1000 миллиметров – 1 метр), там фланцы весят – вчетвером не поднимешь. Мы их поднимаем консолью, ну это ладно, а есть фланцы диаметром на 300, на 400 (мм). Не могут сварщика позвать или что-то придумать с этими фланцами – мы поднимаем их вручную. Всем просто пох**.

Фланцы снимаем мы теми же молотками, кувалдами. Но это всё херня по сравнению с бездействием нашего начальства. У нас в принципе работает такой народ, не знаю, как это правильно сформулировать… Ему скажешь: убирай здесь – он пойдёт убирать, скажешь: спрыгни с девятого этажа – спрыгнет. Они как зомби ходят. Возраст – от мала до велика: от 25 до 50, в основном молодёжь.

Да, люди недовольны, люди говорят между собой, общаются, но впрямую, в открытую не могут идти. Некая есть то ли боязнь какая-то, то ли привыкли, как поставлено – если начальник, то всё: все права и привилегии. Ни х** такого не должно быть, он такой же человек, как и ты. С какого х** он должен, я не знаю… Вот у каждого на работе есть начальник, у меня – мастер, и я – простой рабочий. Доходит до того, что он чувствует себя каким-то королём, как будто ему можно делать всё. Бывает такое, что может и на х** послать.

Я устроился на работу оператором, я должен заливать трубы. Некоторый раз у нас бывает такое, что трубы вовремя не пришли. Начинаются всякие уборки, подметания, мойка… Мы пришли на работу, мастера должны управлять, по работе подсказывать, помогать в чём-то, а они занимаются абсолютно другим. Я просто не знаю – нравится издеваться над народом, что ли. Пришли люди – нет у них пока трубы, ждут трубу. Я же устроился трубы заливать. Нет: ты туда подметай, ты – иди снег убирай…

Я пришёл на работу, это не моя вина, что труба вовремя не пришла. Нет трубы, ждём пока. Нет – ты – туда, ты – сюда. В общем, в нашем коллективе это называется «на говно».

Эта машина размером метров пять на пять на три. Есть два компонента химии – А и Б. «Ашка» и «Бэшка». Они наливаются в большие цистерны, потом «забивается» в компьютер, сколько смешивать на размер трубы – трубы не все приходят одного размера – одна десять метров, другая – одиннадцать, или девять. Труба лежит на столе рядом с заливочной машиной – на кран-балку её везут, надевается оболочка, с двух сторон надеваются фланцы, провода. На железную трубу надеваются центраторы. Со стороны заливочной машины фланец с дыркой для пистолета – пистолет туда засовывается. Диаметр пистолета – несколько сантиметров. Оператор нажимает кнопку. Держишь пистолет. Кстати, эта пена очень вредная, у неё запах очень едкий. Говорят, молоко помогает, но у нас этого сейчас нет, да и не было там никогда. В Подмосковье – было, каждый день нам давали молоко. Здесь этого нет.

Много у нас случаев было: мы держим пистолет вдвоём, там очень большое давление, если не удержишь – пролетит метров пятьдесят эта «химия». Она в жидком состоянии, потом она начинает набухать – как из баллончика с монтажной пеной, только в очень большом количестве. Бывало, мы не удерживали пистолет, он вылетает, и всё, что рядом – всё в пене. Людей сколько заливало с головы до ног. Средства защиты в принципе есть, но – хочешь – одел, хочешь – не одел. Сам следишь за своей задницей. Да особо никто не следит. Так один раз в год подойдут, может, скажут.

Наша техника безопасности – это женщина, которая приходит один раз в два-три месяца, и смотрит только за одним – чтобы ты не приходил, например, в сланцах. Больше от неё я ничего не слышал про технику безопасности. Смотрит на нас, в чём мы одеты, но не смотрит за заводом. Там были такие случаи, что от кран-балок отлетали какие-то шестерёнки приличного размера, падали на землю. Если бы она попала на человека – явно смертельный исход был бы.

Так вот, пена застывает минут за десять, снимаются фланцы – всё, готовая труба. Проводятся ещё там провода – когда трасса уже установлена, под землёй, бывает какая-нибудь авария, и при помощи устройства проводится ток и видно, где труба прорвалась.

Люди устраиваются сейчас на работу, как мне кажется, только из-за одного: заработать денег хоть как-то.

Мы работаем в сезон без выходных в три смены. Первую неделю с восьми до пяти (17), час обед, вторую неделю с пяти (17) до часу, и третью неделю – с часу до восьми. Если ты работаешь в первую смену без выходных, то в субботу и воскресенье выходишь с утра, а в понедельник ты выходишь уже к четырём (16), то есть без выходных в сезон. У нас сезон начинается примерно в марте (март-апрель) по октябрь-декабрь. Я сужу по последнему году. В те года ребят всех распускали (в межсезонье – прим. ред.). В том (прошлом) году было уже попроще. С каждым годом всё больше и больше работы. В принципе, пока работа есть. Сейчас я сам нахожусь в отпуске, заказов мало, летом у меня нет вариантов брать отпуск, потому что никто мне его не даст, как бы я его не заслужил, сколько бы ни отработал – просто никто не подпишет. Отпускные платят.

Больничный очень мизерный. Был я как-то на больничном – рублей сто в день что ли… Один раз дня три-четыре переболел. Не выгодно сейчас болеть.

Работают в основном местные.

Мне 25 лет. Пришлось работать вначале и охранником, и грузчиком. Конечно, понемногу, но тоже приходилось, потому что приходилось как-то выкручиваться. В принципе пока из всех работ эта более-менее ничего, нормально. Заметь то, что я до этого ещё сказал про эту работу – сейчас я говорю, что это более-менее ничего, нормально. Не знаю – именно в Татарстане может и есть такие работы нормальные по производству – не офисные. Не знаю, пока не сталкивался. Может, есть лучше где-то.

Охранником хуже было работать. Охранником двое через двое – сутки сидеть за столом, время не идёт вообще. Я лучше пойду – мешки потаскаю. Кстати, я их и таскал. Грузчиком проработал ровно неделю. Мы разгружали химию тоже, в бочках. Бочка одна весит 250 килограмм. Вручную разгружали фуры – с восьми, бывало, до ночи – до двенадцати. С фуры скидывали на колёса (шины) – большие, ЗИЛовские. Ложишь пару шин и на шину кидаешь просто. Я работал на складе, где очень много всяких складов было. Там карщики есть, но за это надо было отдельно платить. Через неделю я оттуда уволился – не для меня эта работа. Самое позднее до полвторого работали. Приходишь домой, ложишься спать, а к восьми опять туда. Бывает, с утра уже приезжает фура. Работаешь две смены подряд за те же деньги.

Чтобы попасть к нам на работу, не надо учиться где-нибудь на химика или что-нибудь такое.

Что бы я изменил? Ну, во-первых, ход этой нашей работы. Я бы много что поменял. У нас есть инженеры, они думают, что нормально всё сделали, удобно. У нас в этом году новую заливку сделали. Мы пришли когда работать – там ни развернуться, ни повернуться, ни нормально трубу собрать. Это они нам сделали новую заливку. Инженеры, с высшим образованием. Не знаю, как им даже объяснить-то это… Мы говорили – вы хотя бы с рабочими поговорили бы, спросили у них, что как, как вам удобно. «Всё, работайте, давайте, мы вам сделали – давайте…» И гонят так, как будто мы волшебники – труба закатилась и всё – быстро давайте собирайте. Фланцы тяжёлые, того-сего не хватает, а им – как будто не ихняя это проблема: «Всё-всё, работайте-работайте…» Стоит недалеко и, как сокол смотрит за нами, наблюдает. Я бы многое поменял в инженерной структуре. Они всё сместили в одну кучу – там негде развернуться: консоли поставили, где рядом труба выкатывается. Я стою, трубу собираю, у меня сзади консоль эта висит, по голове всё время бьёт. Я бы всё отодвинул подальше, поменял бы заливочный стол.

Я знаю, сколько получает завод в сезон – это огромные деньги, потому что эти трубы очень дорогие. То, что мы получаем – это не то, что мизерный процент, это очень мизерный процент. Во-первых, я бы поднял рабочим зарплату, занялся теми же больничными, условия бы лучше создал. Пена, если она на одежду попадёт – не отмоешь потом. Спецовку нам дают один раз в год. Работаешь каждый день. Ты весь в этой пене, она не отстирывается. Мастеров переувольнял бы всех. Не, не переувольнял бы – может, кто заслужил там, работал долго, но их бы в жёсткие рамки поставил. Как только назначают их мастерами, у них развязываются сразу руки. Люди только со связями вырываются туда. Есть два человека, которые сами доросли – сначала были рабочими, потом назначили мастерами.

В три смены мы работаем почему? Потому что много заказов. Мы летом работаем не по окладу, а у нас сделка – сколько ты труб сделаешь в день, столько тебе и заплатят. Не сделал ты ни одной трубы, не залил – что-то сломано у нас – ты не получил ничего. Когда всё нормально, мы стараемся уже сами – быстрей-быстрей, потому что уже мне это надо, а не им. Ну, соответственно, и им тоже, им тоже какой-то процент «капает».

Зимой заказов очень мало. Бывает, что вообще нет ничего – мы ходим, убирается тупо, как в армии.

Работа у меня, если честно, очень интересная – с одной стороны, с другой стороны… У нас большой коллектив – 3 смены, 3 бригады, люди разные бывают, есть, с кем пообщаться. Но очень наш народ сейчас чего-то боится. Разговоры разговаривают – это, то не нравится, а подойти, сказать – боятся. Если один подойдёт, второй подойдёт, третий подойдёт – я бы не сказал, что без толку. Не-не, работа интересная, там интересно – бывает – общество, всё такое. Люди. Не все, конечно, но есть. Молодёжи у нас вообще такое ощущение, что пох***. Более-менее люди постарше – им, может быть, стрёмновато, что ли… Мастера у нас в основном, около тридцати лет. Есть двое взрослых, а так в основном 30-35. У нас люди работают и под 50 – может, им как-то стрёмновато, я не знаю… Не знаю, что это такое – боязнь, что это? Вот в этом бы я хотел разобраться, с этим вопросом. Откуда эта боязнь? Просто молча тупо кивают головой. Просто каждый человек должен в какой-то ситуации постоять за себя.

Можно, конечно, придумать что-то, чтобы пистолет не вылетал. Очень много можно чего придумать. Никому это не надо. Зачем? Если есть люди, которые могут постоять, подержать, и облиться с головы до ног. Если предложить, руководство проигнорирует – сто процентов. Почему? А потому, что не надо. Если всё вокруг зальём, очищать всё будем мы – это сто процентов.

Каждый человек – индивидуальная личность, я за всех не могу говорить. Но в основном – каждый сам за себя на работе. В основном. Бывает, что сплачивается на работе компания, и вы общаетесь не только на работе, вместе куда-нибудь ходите, подружитесь. Если, стало быть, такая компания, то тогда – может быть. А так – каждый сам за себя.

Деньги платят регулярно, два раза в месяц – аванс и оклад, но задержки бывают – как у всех, как мне кажется. С чем это связано, я не представляю, но у них одна «отмазка» – нет пока денег. Я вообще не представляю – как такой завод, который получает за сезон миллиарды, говорит, что у них нет денег рабочим раздать какие-то грёбаные копейки?

Те люди, которым некуда больше деваться, сидят на кредитах – это большая часть людей – да, держатся за работу. Есть индивидуальные личности, которые не держатся, а в основном народ, именно сейчас у нас на работе – большая часть – кредиты у них. А потом – куда я пойду? Мне кредит надо платить, и всё.

Они держатся из-за этого – мне кажется, так. Поток у нас очень большой – у нас в сезон набирают народ (весной), а по осени практически всех увольняют. Оставляют тех, кто более-менее нормально работает. Увольняют «по собственному желанию.

Бывают у нас на работе, что меня тоже подбешивает иногда, производственные травмы. Парнишке одному попала эта пена струёй в глаз. Ожог – она горячая. Я разговаривал с ним – так и так, что в больнице, что сказал? – Ну, что сказал – дома… – В смысле – дома? – Так и так, ко мне подошёл мастер, поговорил со мной, сказал, что я (мастер) буду писать, что ты на работе, всё такое, но скажешь, что ты дома это сделал. Потому что их за это… очень сильно…

Был один случай – парнишке трубой оторвало палец на работе. Там уже не напишешь, что дома. Приходила милиция и … Нахрена им это надо?

Человек не знаючи, конечно, он пишется под это. Да, ладно – как будто я был на работе, также восемь часов ему поставят, получит такие же деньги.

А глаз… ладно, обошлось. Глаз уже потом не вернуть. И людям просто настолько насрать (я говорил только что про мастеров) – они не думают, что у тебя глаз – не спросят… «Отмазаться» вот от этого – и всё. Понимаешь, с каким народом мы сталкиваемся и работаем? Люди по незнанию попадают в такие ситуации.

Средства защиты выдают, люди их не надевают. Это очки прозрачные – в них сначала поработаешь, а потом в них просто ни хрена ничего не видать через неделю. Их уже не очистишь, потому что они в этой пене. Резона нет их одевать – будешь, как урод там ходить, в этих очках. Мы в них уже не ходим, а каждую неделю эти очки нам никто не собирается давать. Как привезут – дадут, нет – нет. То есть наплевать. На самом деле этому парнишке повезло, что всё обошлось.

Ползавода – все в пене ходят.

Есть стол, куда трубы кладут - он не из дерева, а типа фанеры. Бывает, что где-то не закреплён. Бывало сколько случаев – идёшь по столу (трубу катнуть или что-то ещё) и куда-то проваливаешься. Стол не сплошной, и какую-то часть забудут закрутить. Это я говорю про наших инженеров… Это к чему я веду – обобщаю: всем начальникам нашим, как только они становятся какими-нибудь начальниками, им глубоко насрать на людей. Издалека пройдёт наш директор –
вроде всё нормально, а что там прикручено – не докручено, это уже – ваши проблемы. Начальству, по крайней мере нашему, далеко насрать на всё, особенно на людей.

Если вся смена подойдёт и скажет мастеру: выполняйте свою работу – да, да, изменится ситуация, но такого не будет, чтобы вся смена подошла. Многие у нас держатся сами за себя.

Есть люди, которые знакомы не только по работе, это люди, у которых есть общие интересы, хотя люди абсолютно разные. Есть общение, есть, о чём поговорить. Больше общения – они становятся, как друзья. Они держаться вместе, начинают общаться вместе.

Если бы у тебя был выбор – какой бы ты работой хотел заниматься?

Это, знаешь, такой вопрос, извини, конечно, маленько нелепый. Мы живём сейчас в таком мире – не мире, стране, что у тебя очень мало выбора, хоть у тебя есть высшее образование, хоть нет… «Хотел бы» – это мне всё кажется – детские мечты. «Хотел бы – не хотел бы…». Я живу реальным миром – у меня нет такого: «хотел бы, не хотел бы». Ну, хотел бы… Много я кем хотел бы… Я бы хотел быть, каким-то, например, спортсменом. Я долго занимался футболом в своё время – со школьных времён. Бросил я заниматься футболом только из-за того, что работа, работа, работа и всё остальное… Да, очень бы хотелось, например… Футболистом. Ну, с этим что-то связано, что бы моей душе хотелось. Футболистом – это очень интересно для меня лично. Это спорт – раз, интересно мне – два.

Какое производство, о чём речь? Моя душа далеко не там лежит. В каждом человеке, у каждого человека есть, какие-то, конечно, «тараканы в голове» – свои мысли. Я бы далеко не на производстве работал. Много очень интересных идей. Та же самая, вот, профессия – репортёр, журналист – очень интересная такая профессия. Много всего разного интересного. Мешает маленько вот… страна – не страна, не знаю, как в других странах, если честно, живут, но мне
кажется, не хуже нас. Либо я такой невезучий, приходилось общаться только с такими людьми, либо я не знаю… но на производстве бы я точно не работал.

Если бы денег на жизнь хватало, чем бы стал заниматься? Футболом? – Нет, это детская мечта… Наши люди чего-то боятся. Не знаю. Я бы пытался общаться с людьми, находил бы общий язык. Есть такая деятельность, как она называется… сейчас не могу вспомнить… по равноправию человека… Есть такая? На этих же производствах что творится у нас – то, что я рассказал – просто пример. Возьми какой-нибудь другой завод – тоже такого же понарасскажут. Может, где-то ещё
получше, где-то похуже. У меня компания – много молодых ребят, в основном тоже работают на производстве. Такая же везде ерунда. В основном к одному всё приходит. Если бы у меня было нормально с деньгами, достаточно средств, ни в чём я не нуждался даже, я бы занимался общением с людьми. По равноправию. Мне это очень сейчас интересно. Хотел бы тоже понять – та же боязнь людей чего-то. По идее – чего они боятся? Ну, чем он тебя лучше? Он устроился мастером, и всё. Чем он тебя лучше-то? Почему он тебя заставляет мыть полы? Я хотел бы вникнуть в это, разобраться в этом.

Профсоюза на предприятии нету. Всем это как будто не интересно. Все жалуются, а вот был бы профсоюз, вот этого, о чём я сейчас толковал, мне кажется, уже не было бы. Была бы какая-нибудь сплочённость людей, рабочего класса. Раньше как? Я, конечно, не знаю, но, по разговорам людей, которые раньше работали на заводах, которым сейчас лет по пятьдесят, были тоже какие-то свои профсоюзы, у которых был человек поставлен, они собираются – так и так, нам это не нравится, и человек идёт не к каким-то там мастерам, а идёт уже к начальству, к директору. А у нас такого нет сейчас. Каждый держится за свою задницу. Сейчас это организовывать – с нашим народом – почему-то это будет трудно, мне кажется. Есть люди, которые хотят стремиться к чему-то, но у них тоже – как будто сзади кто-то держит: может, кому-то смелости не хватает, кому-то, я не знаю, просто лень бывает. Домой, за компьютер, за пивом – всё, дальше никуда не уходит. А общество… – по идее, у нас очень интересный мир, в котором мы живём, безграничный. На самом деле, мы просто нуждаемся сейчас в материальных тратах. Работаем, как будто живём только из-за того, чтобы работать. У всех: работа, работа, работа. Как муравейник – все работают. Они всё время все работают – как муравьи. Чтоб только прожить. Потому что у нас такое государство. Государство так давно поставлено. Потому что, мне кажется, если люди не будут работать, они будут о чём-то задумываться. Сейчас-то они работают, они даже не думают, как мы живём. А когда люди, может, будут меньше работать, будет свободное время – может, они задумаются о чём-то, захотят другим заниматься, а не работой. Не знаю… Очень много мыслей – разлетается голова, когда я начинаю об этом думать.

Что должно произойти? Революция. Ну, да она сама по себе не происходит. Если бы я знал, что такого должно произойти, чтобы… Если предприятие останется без заказов, все разбегутся в поисках новой работы. Если другой работы тоже не будет? Это уже другой вопрос… Ну, не знаю, ну куда все разбегутся? Если честно, представления не имею. Если работы не будет, у людей нечем будет платить за одно, за другое – кто-то начнёт спрашивать с правительства, могут появиться митинги какие-то…

Что должно произойти, чтобы люди начали задумываться о своей жизни? Это может произойти, когда много работы или когда мало работы? Связано с работой только так, что они большую часть времени проводят за этой работой, нет у них времени подумать о чём-то другом. Их загоняют, как стадо баранов, они даже не думают – да, это же моя работа… А сами где-то собираются, где-то в
курилке, жалуются друг другу на свою же работу. А кто тебя держит? Иди. Ты свободный человек – иди, пожалуйста! А они, вот честно, приходят, да, где-то там шепчутся: б**, как меня здесь всё за***ло, второй – да вообще ненавижу… Они так говорят, они приходят каждое утро сюда же, и каждое утро – б**, как меня всё за***ло. И так – каждый день. И так – всю жизнь. Я бы вот не хотел, чтобы я, например, к пятидесяти годам приходил на работу – «б**, как меня тут за***ло!». Если бы что-то изменилось – конечно, я только «за». В этом мире, мне кажется, уже тупо – так просто уже существовать. Мы просто тупо существуем, мы не живём, мы существуем.

Я бы, если честно, с удовольствием приложил свои усилия, какие-либо, что бы я смог вообще, чтобы это всё рухнуло. Но это очень много усилий надо прикладывать. Хотя… Хотя в последнее время, мне кажется, народ уже стал более-менее задумываться. Уже бывают какие-то митинги. В Казани, конечно, маловато, но во многих городах – большие.

Через месяц будет 18 марта. Мне кажется, это уже смешно, это уже не выборы президента, это уже как концерт Владимира Владимировича Путина. Все знают, кто будет президентом. Может, после этого люди поймут – какая, на***, у нас демократия? Какие, на***, выборы? Там уже давно всё за нас решили. Когда ты умрёшь, когда ты поженишься, когда ещё что-то сделаешь…

Я бы с удовольствием выражал мысли с другими людьми – мне кажется, это должен делать каждый человек, должен говорить только правду. Я говорил о работе – я говорил только правду о работе. Следующий вопрос будет другой – тоже должен говорить правду и выражение своих мыслей, а не то, чтобы банально тебе что-то навязано из телевизора или с чего-то уже накатал.

Вот ходит вроде столько людей, и у каждого своя какая-то жизнь, какая-то личность, какие-то свои «тараканы» в голове, кто-то о чём-то думает. А все живут только одним: это работа, работа, работа… В каждом человеке есть своя душа. Кто-то человек творческий, кто-то гениальный – во многих это скрыто. Потому что у кого-то нет возможности просто. Я тоже много знаю человек – кто-то стихи пишет, ну, реально красиво! Но нет времени на это – это учёба чуть не на всю жизнь, потом работа. Куда тут, на самом деле! Придёшь домой с языком на плече. Куда тут, какой футбол.

Мне нравится, да, я люблю побегать, заниматься спортом. Приду я с работы – какой на*** футбол? Только язык набекрень, никакого настроения.

Пока мне надо работать – такой же кредит. У меня просто не было выбора – нужны были деньги. Сейчас я работаю чисто из-за этого там. Только я по счетам всё оплачу – я не собираюсь там ни минуты больше задерживаться. В принципе, как может, и многие там.

По идее, я сам тоже туплю. Мир большой, огромный – иди туда, занимайся этим. Мы сами себя ставим в жёсткие рамки. Ну да, у нас так поставлено – трудно уже куда-то залезть без знакомств – туда не устроишься, сюда не устроишься. Вот у нас всё тоже так поставлено, что тоже немаловажно. Не будут же деньги «капать» с воздуха. Деньги-то тоже надо зарабатывать… Что тебе нравится – но у тебя нет возможности туда устроиться работать. Здесь очень много проблем,
много ситуаций жизненных.

Иллюстрация: yambuto