Интервью
Интервью с художником Евгением Авериным
Как ты пришел к необходимости выражаться через искусство?
Как и у многих, с детства была некоторая тяга, посещал в школьные годы студию ИЗО при ДК на районе, в Брянске. Однако в университет в итоге пошёл технический и на время обучения это отодвинулось куда-то на дальний план. Возвращался к изобразительному постепенно, уже после получения образования, во время работы на предприятии, сперва в качестве хобби, творческому выходу, на который претендует практически каждый современный человек, особенно занятый в труде высокой степени системности и стандартизации. Со временем эта деятельность переросла для меня просто увлечение – стал уделять этому больше свободного времени, даже появлялся периодический, однако недостаточно стабильный доход. В какой-то степени я вошёл в местное художественное сообщество и занимался этим практически 50/50 со своей работой по специальности. Но хотелось двигаться глубже именно в вопросах понимания поля современного искусства, что и привело к поступлению в Свободные мастерские при ММОМА [Московский музей современного искусства – государственный музей, основанный в 1999-ом году – прим. Сизифа] в 2020-ом и далее к тому состоянию, в котором нахожусь сейчас. Многие до сих пор, когда узнают, что я ещё и на работу куда-то хожу – часто начинают ассоциировать это скорее с хобби, однако такая ситуация вполне обычна, современные художники, если не имеют других источников дохода – обязательно где-то работают, даже в сферах, на первый взгляд, не связанных с искусством вообще. Это скорее данность существующей экономической модели жизни. В искусстве ведь гораздо меньше ощущается то отчуждение от результатов собственного труда, свойственное большинству видов современной деятельности. Есть такое внутреннее понимание по крайней мере. А значит, заниматься этим для художника со временем становится серьёзной частью осознанного существования. Таким образом – это история скорее личная для каждого, но вытекающая из общественного состояния. Так что, переходя в область современного искусства, художник всё же, иногда неосознанно, участвует и в общественном движении материи, так сказать.
Как и почему подобрал именно средства современного искусства?
Вероятно, дело именно в этом перемещении в область большей актуальности окружающему, а также в широком спектре возможных медиумов художественного производства. На данный момент это поле достаточно условных собственных границ, следовательно, средства перевода своего высказывания в формы демонстрации наблюдателю/зрителю могут быть разными, а это открывает перед художником варианты синтеза с практически любой деятельностью, не забывая при этом о референциях с более ранними подобными опытами ХХ века.
Плитка в городской среде
В чем видишь задачу художника сегодня? Какие понимания этой задачи встречаешь среди коллег по новому для себя «цеху»? Считаешь ли какие-то направления не вполне верными и своевременными?
Несмотря на определенную автономность и условный набор характеристик, понимаемых скорее на уровне опыта участников процесса, мир современного искусства всё же весьма неоднороден, как и общество в целом. Есть разные направления, разные круги активности, скажем так. И художник, в основном встроен, или старается каким-то образом встроится в уже существующие связи, системы взаимодействия, которые складывались десятилетиями. Область искусства также, при всем своем потенциале определенной независимости, встроена в существующие общественные и экономические отношения, что говорит как о подчиненности им, так о некоторых возможностях влияния на культурную среду. Потенциал этого не высок, но отрицать его наличие тоже сложно. Возможно, некоторые художники поисками в этом направлении и занимаются, но это не всегда очевидно на этапе производства, и не все что-то находят. Искусство, в том числе, можно определять как особый род авторефлексивной информации, в среде, где информация может менять форму, заменятся на эквиваленты, артикулировать эти «формы» и так далее. Часто в среде я вижу скорее воспроизводство модели профессионального роста и саморазвития, претендующего на переход полностью на деятельность в этой сфере. Однако это также сложно осуждать или отстраняться от такого пути, в конце концов – рост и движение – нормальная часть любого процесса, вопрос скорее в понимании себя в нём, в осознании себя в материи общества. Чья-то деятельность более встраиваема в тотальную экспансию рынка и не противится открывающимся возможностям. Однако искусство, занятие подобной деятельностью вообще, обладает огромным потенциалом просвещения, интеллектуальной работы, развития критического мышления в принципе. При этом многое в нём все же противится встраиванию в простые отношения со всепоглощающим рынком и его установками коммерции, пиара и прочего. Озвученное может казаться туманным, но деятельность художника, как и человека вообще, также понимается по вкладу в общественное, при всей абстрактности производимого и неочевидности результатов в моменте происходящего, часто только со временем проделанное или произведенное осознаётся и обнаруживает свою относительную значимость.
Коллажи с выставки «Объекты инверсивной силы»
В Москве в мае-июне 2024-го года проходила твоя выставка «Объекты инверсивной силы». Она соприкасается с миром современного искусства и миром завода, сейчас сильно разделёнными. Ставил ли ты задачу познакомить творческую интеллигенцию с промышленным творчеством? Или открыть заводчанам другое измерение их труда? Какую из этих задач считаешь достигнутой?
Для меня это скорее была задача предъявления подобной эстетики кругам, интересующимся современным искусством, в чем-то вдохновлённая советскими практиками начала века по движению искусства к производству, дискуссиями о его формах и близости к более широкому кругу сочувствующих. Не уверен, что область современного искусства так уж сильно отдалена сейчас от условного «завода», если речь идет о производстве около-концептуального искусства в том числе, параллелей может возникнуть немало, а тема индустриальных пространств и связанного с ними труда существует достаточно давно и многие художники в тех или иных формах к ней обращались. Более того, у меня есть впечатление, что тема эта нарастает, в силу осознания ее важности, и хорошо бы было не работать с ней только с точки зрения внешнего или поверхностного восприятия. А о результатах судить пока сложно, однако по тому отклику, что доходил до меня – посетители в основном восприняли адекватно послание и форму его демонстрации.
На заводе знали о выставке? Как отнеслись?
Коллеги с предыдущего места работы знали, но доехать до выставки, к сожалению, не успели, однако предварительно отнеслись положительно.
Цель выставки при этом явно шире, чем просто познакомить разные миры. Можешь рассказать про эту амбицию?
Высказывание данной выставки метафорично обращается к способам деструктивного воздействия на материю, связанным с испытательными процессами. Фон текущего момента характерен как раз нарастающими разрушительными действиями разных акторов, но предполагает неочевидную демонстрацию происходящего в окружающем нас мире, так как пути прямого высказывания всё более теряют свою доступность. Показанное на выставке подразумевало смещение внимания посетителя не только на возрастающую дестабилизацию и разрушительность, но и на неотвратимость обратных (инверсивных) процессов в более остранённом (странном, как это свойственно искусству) виде. Если проще – действие неизбежно сопроводит противодействие, а сами «действия» показаны в неявной форме.
Отходы. Фотография, сталь, 2022
Ты имеешь опыт работы в лаборатории на металлургическом производстве. Кем ты работал, что входило в твои обязанности? Есть ли на производстве место творчеству?
Мой опыт во многом связан с крупным Брянским сталелитейным предприятием, занимавшимся в основном вагонным литьём, где я проработал более 9-ти лет в разных должностях в Центральной заводской лаборатории от инженера-лаборанта до начальника лаборатории механических испытаний, и было, конечно, в работе разное, и однообразность, и требование к скорости выполнения операций, диктуемые необходимостью своевременной сдачи и непрерывности процесса, и более неожиданные задачи, и бюрократическая работа с документооборотом, не говоря уже о непосредственно проведении испытаний. Однако место для скорее творческого движения мысли когда-то находилось и со временем пребывание в этих процессах вывело меня на те интерпретации, которыми занят в искусстве сейчас. Многие заводчане вообще любят творческий труд, и это нормальная часть человеческой жизни в принципе, связанная с абстрактной составляющей мышления. Раньше существовала же различная самодеятельность, просто вероятно, не переросла в какие-то более актуальные формы, что-то помешало или где-то не сложилось. Тем не менее тяга к подобной деятельности выход всегда находит, просто у меня она приняла именно такую форму – движения в поле современного искусства.
Зоны роста, коллаж
Есть такое видение места художника в капиталистическом обществе, как экскапистского места, куда канализируется творческая энергия более широкого характера. Согласен ли ты с этой точкой зрения, и может ли художник, напротив, способствовать более явному проявлению творческой сущности человека в различных, и прежде всего, фундаментальных направлениях?
Эскапистское существовало всегда, и сместиться от этого совсем – кажется не осуществимым. Скорее, в какие-то периоды эскапизм в искусстве, как одном из маркеров среды может возрастать, что очевидно наблюдается и сейчас, по разным причинам, конечно. Эта, упомянутая ранее, связь искусства со средой как раз и важна в данном случае. Так – среда, настраивающая на эскапизм, безусловно будет заметна и в процессах искусства, однако эта связь может помочь и в обратном влиянии на среду, что в истории также наблюдалось, если только не противоречило происходящему в объективной действительности.
Есть ли у тебя наблюдения насчёт взаимоотношений идеологии и искусства?
Сейчас скорее во многом заметна роль искусства, или того, что за него выдаётся, как инструмента идеологии. Отрицать идеологическую заряженность, в том числе и неосознанную, многих современных работ было бы странно. Тем не менее, искусство устроено сложнее и обладает определённой степенью автономности и противодействия подобному. Градус этой автономии тоже может быть разным, но полностью подчинить искусство идеологическим механизмам не представляется возможным, можно говорить лишь об определённой степени его встроенности, которую очевидно обладающий наибольшей властью класс стремится повысить.
Среди художников, по крайней мере ещё десятилетие назад, преобладала точка зрения о независимости художественной позиции от противоречий общества, о возможности художника напрямую обращаться к сущности человека. Как развилось это мировоззрение с тех пор, какой точки зрения придерживаешься сам? Является ли любой акт искусства неизбежно классовым?
Подобную претензию на независимость художественной позиции можно наблюдать и сейчас, однако длительное время её сохранять, пожалуй, сложно, при повышении разрушительной составляющей окружения это скорее теряет свою актуальность моменту, даже если говорит о «вечных» темах, при всём уважении к такому обращению к «вечному» и «непреходящему», восприниматься подобное всё равно будет в контексте своего времени. В классовом обществе, еще и с обостренными классовыми противоречиями, у искусства, ставящего своей неотъемлемой составляющей соответствие времени – оставаться в стороне от борьбы классов (в какой бы форме она не проходила) – не представимо. Однако искусство может двигаться и внутри самого себя, рассматривая свои внутренние вопросы формы, средств и т.п., кому-то этого на определённом этапе хватает, кто-то приходит к такому в процессе. Не стоит отрицать этот путь и выбор движения все-таки должен присутствовать. Позиция дистанцирования тоже не возникает сама по себе, бывает как чисто индивидуальной, так и обусловленной обстоятельствами, насколько она может быть устойчива или подвержена смещению – тоже вопрос. Также под вопросом и методы смещения данной позиции, в истории остались примеры разного подобного опыта, в том числе репрессивные или насильственные. А насилие оправдать сложно, всегда его выбор с часто выбираемой позиции пост-знания будет казаться неочевидным. Мне сейчас скорее сложно абстрагироваться от происходящего, однако я бы вполне мог сместится со временем в замкнутую рефлексивную позицию, заречься от такого однозначно сложно.
Одними из первых художников, рефлексирующих свое положение в обществе, были передвижники. Они поняли, что важен не только предмет или посыл искусства, но и то, как организованы художники, насколько они зависимы от институтов господствующего класса — Академии художеств в их случае, насколько они могут выходить на диалог с трудящимися — при помощи передвижных выставок в удалённых городках страны. Есть ли такая рефлексия сегодня? Как видишь её на новом витке развития?
Рефлексия, очевидно, возрастает, осознание проблем своих и окружающих художественное профессиональное сообщество определённо и неуклонно увеличивается. Как минимум, за прошедшие несколько лет самоорганизованность набрала обороты. Правда и процессы этому обратные не останавливались, и тут опять мы видим комплекс сопутствующих друг другу явлений. Выходить на диалог с трудящимися иногда проще, если ты сам из их среды или как-то с ней связан, но такие люди не всегда достаточно заметны и востребованы арт-средой, в силу некоторой ее инерции что ли. Однако положительные движения в этом направлении заметны, лишь бы это не сводилось преимущественно ко внешней стороне вопроса, грубо говоря, странно было бы ожидать очередную попытку реинкарнации соцреализма в том же виде или поверхностного переноса прогрессивных практик 20-х, как бы это интересно ни выглядело даже в наше время. Однако как действовать, с учётом подавляющей референтности всего корпуса производимого в искусстве на данный момент, от которой уйти не представляется возможным – тоже не совсем понятно, если речь идёт о поиске условно новых схем отклика широким слоям общества. Такое обычно приходит в процессе… И если вектор уже есть и доступ к опыту предыдущих поколений не закрыт, то варианты будут найдены.