Интервью с каменщиком

Профессия каменщика. Начало трудового пути.

Как ты стал каменщиком?

Работаю уже давно, с 20 лет, обучение проходил на производстве. Всё было неплохо, была достаточно денежная профессия, всегда зарабатывал прилично, выше среднего. До 2008 года это продолжалось.

На кого ты учился?

Сначала учился на специалиста по аудиовизуальной технике, после второго курса — киномеханик, после 3-го — оператор, после 4-го — специалист по визуальной технике. Итоговым проектом был проект кинозала. Думаю, меня сильно толкнуло к марксистским взглядам то, что я в 16 лет бросил колледж и пошел работать. Я приехал к бабушке после 9-го класса, мать осталась на севере, а на бабушкину с дедушкиной пенсию особенно не разгуляешься. Начал работать летом, и у меня сразу получились неплохие деньги. По моей специальности в начале 2000-х платили тыщи две с половиной, а это в 5 раз меньше. Решил тогда своими детскими мозгами: а зачем мне такая учёба. Моя профессия тогда была не очень востребована. Вот и колымил.

С 16 лет рабочий, с 18 бригадир. Работал монтажником связи, бригадиром. Работа очень тяжелая, большая текучка, поэтому, 4 года отработавший, я там был как гуру. Там всегда боролся, раньше это было достаточно легко: квалифицированного рабочего очень ценили, он был в почёте. Поэтому если урезали зарплату или не приняли объёмы, то работу останавливаешь, и если не директор, то замдиректора прибегает через пару часов: «Ребята, что случилось, почему не работаете? Бухгалтера все, дармоеды, обнаглели! Всё решим». И эти вопросы решались.

Если бы твоя профессия была востребована, стал бы развиваться в ней?

Тогда и зарплата должна бы быть неплохая, тогда бы, может, я и учился. Учился-то я неплохо, стипендию получал. Не больше двух троек было.

Тяжело выучиться на каменщика?

У всех по-разному. Очень мало кто выучивается. Когда мне перестало нравиться работать монтажником, я собирался увольняться и увидел объявление, что в крупную фирму в городе требуются ученики-каменщики. Позвонил, пришёл, «хочу быть каменщиком», они сказали: замечательно, приходите тогда-то вот вам большой объект. Нас там 10 человек собрали, привели к начальнику участка, отдали: вот тебе ученики, учи. Он типа: что я с ними буду делать? — Учи, у директора идея, что каменщиков не хватает, сейчас мы выучим с нуля, будут свои, родные, воспитанные.

Подешевле взять, научим.

Да-да. Полтора месяца мы ерундой занимались. «Вот видите кладку? Вот у вас должна такая же получиться» — всё. Ребята видят, что мы никому не нужны. Ну и начинают домой уходить. Начальник участка идёт, видит я один ковыряюсь, какой-то уголок пытаюсь завести, проволоку себе согнул. Он раз подойдет-посмотрит, в другой раз. Потом он всех собрал и сказал, что вы все идёте нахер, а ты идёшь в бригаду. Так я и попал в бригаду. Но ты каменщиком становишься после того, как тебя ставят на выработку, то есть когда тебе зарплату платят за результат. Бригада за месяц построила 1000 кубов, пересчитали на трудодни, у кого сколько дней, никто не высчитывает сколько ты конкретно кирпичей положил. А пока ты не на выработке, ты ученик: будем платить тебе 300 рублей день, и всё.

Профессию полностью осваивал на практике?

Этой работе нельзя научиться теоретически. Ты пока миллион кирпичей не положишь, ты не сможешь этого сделать. Сарай вы тоже можете построить, но я затрачу день, а любой из вас неделю или месяц. В этом и разница. Аккуратненько положить кирпичик на кирпичик в принципе может каждый, но это надо делать автоматически, ты не должен думать над каждым. У тебя должен быть развит глазомер, ты механически должен видеть: криво кирпич лежит или ровно. Но я знаю и какие нагрузки, знаю сопромат, потому что мне интересно всегда было, почему это так.

Как вообще проходит рабочий день каменщика?

Проснулся-поел. Приезжаешь на работу, переодеваешься, поднимаешься на свой этаж. Берешь свой инструмент из ящика. Идёшь к той стенке, которую ты вчера не доделал. Если вчера все доделал, идёшь к бригадиру, спрашиваешь, на какую стенку вставать. Закуриваешь, ждёшь, пока кран поднимет тебе раствор. Принимаете раствор. Всё, начинаете работать до обеда. Раз в час перекур: постоять пообщаться, может, кто-то в термосе чайку заварил. Спустился, пообедал, обычно в бытовке. Часок покурили-пообедали, поднялись.

Сколько часов рабочий день? Какие условия труда?

Сейчас в любой организации норма — работать по 12 часов. Недавно работал: один выходной, с 8 до 8, час выкидывается на обед, не считается рабочим временем. Я начал агитацию, но коса нашла на камень: бригадир, во-первых, антисоветчик, во-вторых, ударник производства. Он не против так много работать. Но бригадир-то он освобождённый, он кирпичи не ложит, ему и ничего. Я около двух месяцев отработал, и поругались с ним на этой почве, он сказал: на следующий объект ты с нами не идёшь. С администрацией бодаться можно, а вот с бригадиром сложнее, если ты новый человек, а его поддерживает большинство коллектива. Раньше бригадир — это вообще была выборная должность. Потому что если бригадир не пользуется авторитетом, то ничего не получится. Но и я со многими ребятами сдружился. И бригадир сильно подпортил свой авторитет тем, что уволил меня за убеждения: это не по понятиям. Мы можем ругаться, в бытовке испытывать какую угодно личную неприязнь, но если я бригадир, а ты хорошо работаешь, я тебя уволить не могу. То есть могу, но так не принято в рабочей среде. Тебя не поймут товарищи.

На многое влияет нынешняя субподрядная система. Субподрядчик — это просто сутенёр. С ним заключаешь договор, у него есть там какое-то ООО. Прошлой осенью [осенью 2019-ого года — прим. Сизифа] ПИК вообще запустил «убер» для бригад и бригадиров. Ты там регистрируешься, и тебя нанимают, скидывают тебе: 5 кирпичей надо положить там-то. Приходишь со всем своим, а стройка никакой ответственности не несёт. Это уже следующий уровень субподряда, потому что даже не просто у субподрядчика, а у платформы. Я тоже сейчас так работаю. Пришел, там какой-то Вася Пупкин, селишься в общагу от другой фирмы. Деньги платит третья фирма. Строитель сейчас работает минимум через трёх посредников. Если ты попадаешь через двух — это счастье, можешь хорошие деньги заработать.

Так что мы сейчас по 13 часов можем работать, и вроде бы нас никто не заставляет. Расценка всё меньше, и, чтоб нормально заработать, мы сами себя загоним. Я вот работал перед короной [пандемией коронавируса — прим. Сизифа] за 60 тысяч в неделю на нос, но мы впахивали... В половину десятого я выходил со стройки. Коллегам говорю: «Ты же понимаешь, что даже несколько лет так не поработаешь? Мы себя убиваем».

Как менялась жизнь каменщика за те годы, что ты работал?

Через годик-полтора, как я устроился каменщиком, я уже оставался за старшего: бригадир уходит в отпуск, я остаюсь за него. Я парень был горячий, мне ещё казалось, что можно человеку доказать интонацией и голосом что-то. Любил поругаться с начальством. В 2008-ом я пошёл в армию, отслужил, устроился в свою же бригаду и, скажем так... И не узнал. Там начали работать за еду буквально. Я стал возмущаться, поднимать людей, говорю: «Мужики, терпеть-то доколе будем? Мы же все эти вопросы решали на раз-два, сейчас с мужиками из других бригад поговорим, день не поработаем и нам всё вернут» — но не смог поднять людей на забастовку. Тогда ещё это было по наитию, без какой-то теоретической подготовки.

Я спрашиваю бригадира: «Почему ты не озвучил требования на планёрке? — Ну я скажу и что... Возмущусь. Меня уберут и поставят вон тебя, или Васю. — Мы тебя поддержим. — Кто поддержит. Давай прямо: кто? — Ну вот я, ещё там парень молодой». Всё. У этого ипотека, у этого два года до пенсии, и вообще мужики высказываются: у меня там то, это. Я и говорю: «Ну ребят, зачем вам платить, если вы и без денег работаете, я бы тоже не платил на его месте». Бригадира этого потом тоже допекли, ушёл коттеджи строить. «Что? Прав я был»? Он меня еще учил кирпичи ложить. А сейчас я его учу... Жизни.

Почему так всё изменилось в бригаде после 2008?

Многое совпало. Безработица, много людей осталось на улице, плюс очередная волна гастарбайтеров, нам прямо сказали: уйдёте, а мы всё равно достроим. Вон их сколько за забором. И люди испугались. Там ещё и кризис…

Это никогда не делается одномоментно. Сначала урезали надбавки за переработки, норму подняли. Я ещё тогда говорил: вот вас нагибают-нагибают-нагибают, а потом — раз! — и вы уже в коленно-локтевой позе. А потом: как же мы докатились? Да вас сейчас нагибают. Будут возить три банки раствора и одно корыто со жратвой: пожрали и наверх. До этого дойдёте.

Если бы это сейчас произошло, то я бы методично, изо дня в день полгода бы их обрабатывал и добился бы своего, поднял бы их на забастовку. А тогда было всё сгоряча, с матами с руганью: вы все бараны, не хотите за себя стоять. Плюнул, развернулся и ушёл.

Бригадир

Ушёл на вольные хлеба, то есть в бригаду, которая нанимается, берёт секцию, оформляют срочный договор. Стало получше, денег значительно больше. Годик я поработал так, понял, что я могу организовать дело лучше, совершил переворот внутри бригады, сам стал бригадиром. Тут уже в обязанности входит и поиск объектов, и заключение договоров. Когда я стал отвечать за людей — а в бригаде у меня было человек 10-15 — начал наблюдать деградацию ИТР-овского состава. Естественным образом советские мастера, прорабы уходят, а на их место приходят дети ЕГЭ, которые ну вообще ничего не понимают в строительстве. Ты приходишь на объект каменщиком, ничего нету, ты должен всё организовать сам, сказать, что тебе нужно для того, чтобы дом построить. Хорошо хоть не за свои деньги. Косвенно-то всё равно за свои, потому что ты в это время не работаешь, когда занимаешься организацией труда.

Как проявляется деградация ИТР?

Расскажу. Строили мы общежитие для военных. Большая территория, стоят уже отлитые монолиты: чистота, тишина, и вообще ничего нет на стройке. Только кирпич, кран и монолит. Я говорю посреднику: «Как строить-то? — «А чего: вот кирпич, завтра раствор привезут». — Ну привезут, а во что будем наливать? Нужны бадьи под раствор. — Ну, пиши, бадьи 0,25 куба. Сколько надо?»

Чтобы принять 2,5 куба, нужно 10 штук. На следующий день приходим, стоит огромная лохань на 2,5 куба одна, я говорю: «Ты нормальный? Ты представляешь хоть, как этот процесс происходит? Мне на площадку ставят этот раствор, я его рохлей должен растащить по всей секции, ты представляешь, сколько это весит? Если в эти 2,5 куба налить, это будет 10 тонн». Я ему не написал, что нужно 10 штук, а просто сказал, что их надо на 2,5 куба. Вот он и привез. А зачем 10 везти, если можно одну на 2,5.

Или дают чертежи, а мастер смотрит, и у меня спрашивает: «А вот это вот что?» — пацан молодой, я смотрю на него: вообще ноль. — «Да я только после института, по другой специальности вообще, я дорожник, меня тут по знакомству устроили». А на это всё дни идут.

Меряю количество рядов на этаж. И не хватает 10 см у этажа. «Давай на ряд меньше сделаем, их никто пересчитывать не будет, никто не заметит — Нет, ты что, надо как про проекту. — Как по проекту вы уже сделали неправильно». Стоит целый консилиум: начальник участка, несколько прорабов. Самый старший из них, начальник участка, старше меня лет на 10. Все остальные примерно мои ровесники — лет 26, молодёжь сплошная. Решают, как нам это сделать. Я говорю: «Мужики, ну вот честно мне скажите, вы хоть какой-нибудь сарай за свою жизнь построили? — Это тебя не касается». К начальнику участка обращаюсь: «Понимаю, не знаете, как организовать работу, давай вот этих пять человек выгоняй, мне давай зарплату их, и я тебе всё сделаю за деньги», — он смеётся.

Я человек неравнодушный, у меня 15 человек стоят неделю и ничего не зарабатывают — а у нас каждый день какой-то вот такой вопрос нерешаемый. А сколько мы в день заработали, из этого складывается наша зарплата. И я им сказал: «Мужики, у меня нету больше сил, выбирайте нового бригадира, я так не могу работать».

Ушёл я на строительство коттеджей, шабашником. Буржуи заказывают, нас двое-трое человек, сами договариваемся, организовываем, у нас свои инструменты, мы сами себе хозяева. Вообще, весь свой трудовой путь я улучшал свои доход, повышал квалификацию.

В 2014 году стал плотно интересоваться марксизмом, потому что искал, почему вокруг такой ужас происходит, я же телевизор смотрю и вижу, что там врут. Я понимаю, что мне врут, и они понимают, что я знаю, что мне врут. Зачем всё это происходит — непонятно. Начал искать. И постепенно через ютуб к марксистским идеям пришёл.

До 2014-го года было прям неплохо, мы зарабатывали хорошие деньги, работая по 7 часов в день. Но я ребятам говорил, что так не будет. «Мужики, — говорю, — готовьтесь, дальше будет хуже. У многих уже плохо, а мы сейчас ещё попали удачно, но год-два-три — и будет ужас». Все смеются, за Вовку П. агитируют. Я говорю: «Ну, смотрите, я вас предупреждал», — и так оно и случилось году в 2018-ом.

Я всегда максимум искал работу 1-2 дня. А в 2018-ом зима — и нет работы. Раньше мы могли повыбирать, недельку поездить по объектам: где-то получше, где-то похуже, но всегда работа была, а тут нет никакой. Вообще. Раз зиму отсидел, два... Первый раз в кредиты залез, вообще денег нет. Ко второй зиме я уже готовился и летом успел заработать.

Своим трудом уже не заработать, приходилось использовать труд наёмный. Стал брать с нуля: коттедж в поле стоит, я туда захожу, заливаю фундамент, бывало, что и проект составим сами на коленке. На кирпичную кладку кого попало не поставишь, нужен специалист. Его долго готовить, и каждый специалист знает свою цену, на нём не заработаешь. А вот фундамент залить достаточно меня одного, я взял трёх-четырёх подсобников, им поставил в день 1500 зарплату, и этого достаточно. Подсобнику один раз показал, и он это делает. Я тоже с ними делаю, но все деньги получаю я, грубо говоря, изымаю прибавочную стоимость. За сезон, то есть за 2 месяца я в районе 300 тысяч заработал таким макаром, когда ты используешь чужой труд.

Вторую зиму мы прожили в значительной части на то, что зарабатывала жена. Но так же не может продолжаться. Еще сезон я отработал на коттеджах, но там всё хуже: раньше расценка каждый год повышалась, а теперь не растёт, работаем по ценам 2013-го года или ниже.

Профсоюз. Забастовка на стройке.

Потом знакомые стали в Москву ездить работать, и мне предложили. Приехал, где вписаться? Объявления открыл. Нашел объект Лайково, позвонил, сказали приезжай, меня встретил мальчишка-посредник, через ООО набирают людей, а оформляют в «Политехстрой» [один из крупнейших генподрядчиков в России, в том числе генподрядчик на реконструкции Политехнического музея в Москве, которая длится с 2013-го года, и стоимость которой выросла в 2,5 раза по сравнению с изначальным контрактом; с 2019 года компания «Политехстрой» принадлежит Артёму Кузнецову — совладельцу группы «Гута», которая владеет кондитерскими «Красный Октябрь», «Рот Фронт», «Бабаевский», управляет комплексом «Красный октябрь»; в штате работают более 2 тысяч человек — прим. Сизифа].

Условия такие: первый месяц, пока настраивается снабжение и прочее, будет оклад 80 тысяч, а дальше — сделка. Расценки хорошие, справедливо вполне. Там уже сборная бригада работает: 5 человек, включая бригадира, приходили вместе, а остальные — сами по себе. Когда я пришёл, они месяц уже отработали и собирались домой отдохнуть. А поскольку буквально за 2 недели видно, кто соображает, а кто нет, бригадир ко мне подошёл и говорит: вижу, ты пацан грамотный, надо, чтобы кто-то остался тут за старшего. Мол, будешь? Я говорю: всё зависит от полноты налитого стакана. Если сейчас договоримся за зарплату с вашими этими сутенёрами, тогда буду.

А к этому моменту собралось уже 40 человек. Уже с десятью людьми достаточно сложно, а когда их 40, то просто невозможно, за всеми не уследишь. Я должен быть полностью освобождённым бригадиром, работать мне будет просто некогда. Я говорю: давайте мне 120 тыщ оклада, и я занимаюсь бригадой.

Я же долгое время на коттеджах работал и не знал, что творится на стройках. За перерыв в 5 лет я привык, что я сам себе хозяин и всё делаю как надо. Когда дом себе строит буржуй, то он заинтересован в качестве, чтобы я ему сделал из хороших материалов и качественно. А тут, на стройке, всё деградировало настолько, что уже никто не знает, к чему нужно стремиться, как должно быть. На промышленном предприятии от бетонных и железных конструкций пришли к тому, что перемычки из дерева делаются!

Кто за это должен был отвечать?

Сначала был один ИТР-овец, он же прораб, но я вижу, что он ни в зуб ногой. Я ему говорю, а он не понимает. Но я взялся. А там нужны объёмы, значит, нужно снабжение, значит, нужно организовать, чтобы подвоз был. Дошёл до руководителя проекта, вывожу его на элементарные вещи: сначала нужно организовать подкрановую площадку, потом туда приходят люди работать. Для каменщиков нужно три вида лицевого кирпича, два вида газосиликатных блоков. А у нас пятьюдесятью поддонами одного вида кирпича, да и то не основного, заставлена вся площадка. Никто ж не считал, сколько какого кирпича надо. Приходит машина материалов, мы заставляем весь этаж фигнёй, которая не нужна, а потом нам негде поставить. Это же глупость. Если вы не знаете, то давайте я вам объясню, как надо делать, только делайте. Возьму ватман, расчерчу площадку — здесь такой материал, здесь такой, повешу, чтобы начальник участка знал, что где у него стоит. Нет, я этого не добился. Потом уже стропальщик нормальный пришёл, у нас всё стало решаться именно по низовым связям — я пробежал по всем: по стропальщикам, по кладовщикам, взял телефоны. А то у меня даже связи с краном не было — а мне с ним работать.

Когда коттеджами занимался, многое приходилось делать, чем прежде не занимался. Но я поинтересуюсь у знающих людей, посмотрю в интернете. Если человек хочет понять и сделать — он сделает. А тут одна показуха, прораб мне хвастается: «Видел, как у меня подсобники все этажи под метёлку вымели?» Поздравляю, ты идиот? У тебя стены не строятся, у тебя подсобников нету, мы мешаем вручную сами, зато они под метёлку всё вымели. Ты начальник дворников или ты начальник строителей? На промышленной стройке мешают раствор кустарным методом, мешалкой, которую я бы себе на дачу не поставил.

Но мы в этих условиях умудрялись: нам же сказали, что мы по сделке. Постарались сделать выработку, а нам за неё не заплатили. Опять только оклад, мол, потому что этажи не закончены. Я прорабу говорю: «Мы работаем по твоим тех. указаниям. Нам говорят: гоните полностью лицевую кладку, чтобы дольщики видели, как быстро строится. А внутри нет ничего. Мы так в конце месяца ничего не сдадим. Дураку полработы не показывают, никто не примет». — «Всё будет нормально».

Три технадзора у нас было: один от организации, пацан молодой, вообще ничего не соображает; авторский надзор, то есть технадзор проектной организации — грамотный мужик. И ещё технадзор заказчика, от ДОМ.РФ [финансовый институт, принадлежащий Росимуществу, и имеющий в своей структуре Банк ДОМ.РФ; является оператором ряда государственных программ: «Льготная ипотека», «Семейная ипотека», «Дальневосточная ипотека» и так далее — прим. Сизифа]. Я прошёл с технадзорами, спрашиваю: «Ну как?» — «С незначительными замечаниями». Это на наш нормальный язык «нормально» — без замечаний не бывает. Если он подписал «без замечаний», значит, он туда не ходил.

А что должны проверять?

Качество: толщина швов, ровность стен, армирование и так далее.

Есть государственный технадзор?

Нет, а зачем? Государственный — это представитель заказчика. Государство платит банку «ДОМ.РФ», тот заказывает строительство, поэтому от них и технадзор.

Государство не должно проверять на пожарную безопасность, например?

Это когда дом сдается в эксплуатацию.

А качество материалов? Должны ли, например, проверить качество раствора?

Должны. Мы даже кубики заливали для лаборатории. Я их прорабу отдал, но всем на них наплевать. Я даже видео снимал: было видно, что раствор крошится, весь потрескавшийся. Но по бумагам он надлежащего качества, и всё. Никто не проверяет. К тому же, дольщики будут рады, что им хоть достроили, а как достроили — вопрос десятый.

За это время два несчастных случая было. Два инсульта, одному 57 лет, второму 55. И как раз эти — непьющие и работящие. Одного увезли вечером с общежития, а другого прямо со стройки. Главный инженер по технике безопасности вызывает меня писать объяснительную «что случилось на стройке», где я описываю, как скорую вызывал, как узнал, что человек упал у меня. «А чё у тебя за дела? У тебя люди мрут. За два месяца второй случай». А как они могут не умирать, если они работают по 12 часов и без выходных? Табеля подаются нормальные, как положено, 8 часов рабочий день, сб-вс выходной. Я говорю: «Приходи на стройку, и поговорим».

Он меня нашёл на стройке. «Вы видите, — говорю, — у нас организации труда нет, поэтому постоянно нарушается техника безопасности. Нам нечем работать. Мы городим какие-то леса из чего попало. Это же нарушение». Мы бывало по 3 раза на день леса собираем-разбираем, потому что прибегает прораб и говорит: «Разбирайте все леса, которые из досок или чего-то непонятного, сейчас проверять придут». Я ругался: «А когда нам нормальные леса-то дадут? — Дадут… — Может лучше не разбирать? Пускай один раз увидят, кто-то один раз получит по шапке, и тогда всё появится». А инженер по технике безопасности говорит: «Я ничем помочь тебе не могу» — а у него целый отдел. Два молодых парня стали гонять к нам, смотреть, нарушаем мы или нет. Это же игра в обе стороны. Да, нарушаем, вот видите: ботинки должны быть с железными носами. Они меня должны всем обеспечить, и если я уже не выполняю требования, то это мой косяк. А если не обеспечили — это их косяк. А такого, чтобы все было, я не видел вообще никогда в жизни.

Второй месяц прошёл, мы сделали выработку в этих условиях. Всё равно оклад. Мотивируют тем, что не сдано. «В следующем месяце точно за всё рассчитаемся». Но когда люди отработали месяц, не получив денег, дальше они работают совершенно не так. Выработка упала очень сильно. Я прикинул дело и начал уже целенаправленно вести агитацию, что надо и посредников подвинуть, и нормально работу организовать. Говорю: сейчас мы их скинем, и я попробую договориться с начальством. Приостановил свою конструктивную деятельность на стройке, перестал давить на начальство, заниматься организацией труда, чтобы нагляднее было, как всё плохо. Стал давить на то, что выработки нет, организации труда нет, а я знаю как это сделать, надо только договориться об оплате и дать полномочия, либо дать начальству по шее, чтобы оно слушало и делало как надо. Вышел на начальника стройки, самого главного на участке, на главного инженера. Они меня послушали, но ничего не меняется. Я начал предупреждать, что я человек подкованный, профсоюзный активист, и если так не решим, то остановим работу. И молчание. Ни да, ни нет.

Я месяца два вел агитацию, давно хотел этим заниматься. Работаем мы все вместе, коллектив большой. Это как раз та почва, которая нужна, чтобы людей объединять. Заручился поддержкой центровых рабочих, сказал, что найду людей, которые нам окажут поддержку. Я почему-то был уверен, что найду. Я пароли знаю, на крайняк могу на КПРФ выйти, на Левый Фронт, всем же нужен инфоповод. До этого я следил за всеми и понимал, что позиция Рот Фронта в рабочем движении мне ближе всего. Я нашел Вконтакте товарища Батова, рассказал ему ситуацию, попросил помощи в трудовом конфликте. На следующий день мне написали, мы встретились, они выслушали, что мы хотим, насколько почва подготовлена. После этого разрабатывали план, как будем бороться. На стройке очень много рабочих, и все работают 11 часов, с 8 до 8 без выходных. А в договорах у нас, которые нам принесли через полтора месяца на подпись, значилось, что у нас почасовая оплата 500 рублей в час. И если пересчитывать на количество часов, плюс переработка в двойном размере, выходные в двойном размере, то зарплата под 200 тысяч должна быть.

У вас были договоры на руках?

Нет, мы подписи поставили и у нас договора забрали, типа на подпись к директору. И больше мы их не видели, но читали, что там написано. И я так думаю: ё-мое, если на часы пересчитать эти три месяца, то получается даже больше, чем по выработке. Выработку нам сказали на словах, а это уже бумага. Мы обсудили с товарищами из Рот Фронта, что, наверное, выгоднее бороться за почасовую оплату за три месяца, которые мы отработали. Провели учредительное собрание профсоюза, товарищи с Рот Фронта мне подготовили бланки, устав.

Сколько человек было в бригаде?

Получилось в районе 40 человек, а всего прошло по списку 105. Одни приезжают, другие уезжают.

Какой процент был в профсоюзе?

Изначально я сагитировал, наверное, 90% непосредственно работающих. Я не считаю тех, кто месяц отработал и уехал. Было 3 откровенных штрейкбрехера: «Я не с вами, буду работать, как положено, ни в чём участвовать не буду». И пара-тройка человек, которые «моя хата с краю». На штрейкбрехеров оказывали рабочее давление. Ты же понимаешь, что контингент очень разный, со всего СНГ: киргизы, узбеки, осетины, русские, белорусы. И все кучкуются по землячеству. Мне удалось наладить со всеми контакт, с теми, кто пользуется уважением, нашёл общий язык, к каждому подход. Ну узбеки не любят там белорусов, белорусы еще кого-то. Из них ещё надо сделать коллектив, чтобы они друг на друга волком не смотрели. У меня в бригаде сложилось достаточно хорошая атмосфера.

Вы жили все вместе?

Да, но в разных комнатах в общежитии. Комнаты по 12 человек.

Я всегда борюсь с бытовым шовинизмом. В коллективе очень многое зависит от лидера. Я бригадиром был, пользовался уважением у рабочих, говорил: мужики, пока человек как-то не проявил себя с худшей стороны, надо считать, что он человек хороший, и относиться к нему с уважением. И личным примером доказывается это всё. Даже элементарно: нам привозили обеды в пластмассовых контейнерах на стройку, на всех 800 рабочих. Это же надо установить дежурство на каждый божий день. Как только ты не проследил — бригада осталась голодной. Кто-то сожрал лишнее, кому-то не досталось — уже конфликт. Я знал, что мне достанется точно, обо мне подумают, а о каком-то Васе могут и забыть. Ел последним. Если что-то не досталось, отдавал своё, чтобы люди видели, как я к ним отношусь, и требовал от них такого же отношения друг к другу.

Никого не устраивала зарплата в 80 тысяч грязными, а за вычетом налогов это 73-74 тысячи. Я бы за этим в Москву не поехал, ещё когда тебя заставляют работать по 12 часов без выходных. Удалось мне людей на борьбу подбить. Опыта борьбы было немного, решили действовать больше по закону. Мы выбрали итальянскую забастовку: это легко осуществимо, потому что в России нет ни одной стройки, на которой соблюдается вся техника безопасности.

Ты говорил, что на стройке было много подсобных рабочих, они участвовали?

Нет, не участвовали, они и жили в отдельном общежитии. Но что мне понравилось, что как-то раз комиссия оставила их на один час после работы, а на следующий день они все не вышли на работу. В этом они молодцы. Я и с подсобными рабочими старался налаживать связи. Когда к ним относишься по-человечески, то и они к тебе так же. Если подсобник не хочет работать, ты его не заставишь. Отвернулся, а его уже нету, он убежал куда-то за поддон и сидит-курит, ты его не найдёшь просто.

Вся стройка смотрела на нас, а у всех договора одинаковые. Мы делали ставку на то, что где-то есть заинтересованное звено, что на каком-то уровне коммерческой организации есть человек, который заинтересован непосредственно в строительстве, чтобы оно шло, как надо. И в этом мы просчитались.

Нет никого заинтересованного?

Да, поэтому ничего и не выстрелило, что дом обманутых дольщиков строился на государственные деньги, которые пилили и пилят дальше, а дольщики неизвестно когда и в каком качестве получат эти дома. Там воруют на каждом этаже структуры. Цель у всех — чтобы это работало как можно дольше, чтобы можно было дольше воровать. Компании получают деньги из государственного фонда не за объём работы, а за то, что у них человек числится. Там же выделяются нормальные деньги на жильё, на еду. Раньше по 500 рублей командировочных на человека выделяли. 10-15 лет назад.

Я почему в таком шоке был: мне выделяют три вышки, каждая в день стоит двадцать тысяч рублей. Вышка — это такая люлька, которая поднимает человека в такие места, где изнутри сложить нельзя. Надо либо леса делать, либо консольные площадки, либо с автовышек. И вот мы бастуем — на ней никто не работает, она не то что себя не окупает, она убытки приносит, но всем плевать!

Выдвинули требования, что нам нужны договора на руки, выполнение всех должностных инструкций, всех норм по технике безопасности, которых 16 книжек. Прихожу на работу и говорю прорабу, что сегодня работать нельзя. «А почему?». Я говорю, что есть у меня бетономешалка, а где на ней номерочек с последней датой проверки? Я сейчас начну работать с ней, а она меня током ударит. День прошёл. На следующий день приволакивают эту мешалку. «Все равно нельзя. — А почему? — А то же самое надо с переноской, с перфоратором». Или привезли газосиликат, прежний был 25, а этот 30. Он больше весит, и его поднимать нельзя. Я не могу работать, пока мне башмаки правильные не выдадут. Так листаешь каждую страницу техники безопасности, и каждая не выполняется. Парализовали так работу на 2 месяца, а я до середины книжек не дошёл даже. Но ничего не меняется, всем наплевать. Мы работу минимально ведём, кладём в день по ряду кирпича.

Тут я сгоряча совершил просчёт. Я же там каменщиком числился, а не бригадиром. Из ИТР-овцев нас всего двое: я и прораб, хотя должно быть пять. Я решил на него ещё и свои обязанности бригадира скинуть. Думал, что они сейчас перестанут справляться, заплачут... Но, как только я сказал, что буду просто каменщиком, меня и двух активистов сразу же перевели на другой дом и приставили прораба, чтобы я никуда по стройке не ходил, а работал у себя на участке. Как раз тогда начал снимать видео про нарушения техники безопасности и про рабочий процесс. Эти ролики люди закинули дольщикам, будущим жителям квартир, заинтересованным в том, чтобы дом достроился, с мыслью: «Дело даже не в том, что рабочим не платят. Дело в том, что ваши дома под вами осыпятся». На что мы получили реакцию, мол, похуй нам на рабочих, быстрее стройте дома. А представители компании кидали ролик с квадрокоптера: это провокация, вот как быстро строятся корпуса. Поэтому когда мы говорим о какой-то солидарности производителей и потребителей, то надо учитывать, что за 30 лет нашему обществу в голову насадили всякого, и каждый думает прежде всего о своем угле. Я вспоминаю, как в 90-ые из каждого утюга было: «Мой дом — моя крепость». Всё бы получилось, если бы рабочие и дольщики выступили с едиными требованиями, но страх второй раз не получить жильё... Мы заплатили — дайте нам уже хоть что-нибудь.

Сейчас, по истечении времени, все обдумав, считаю, что мы ошиблись. Да, ты можешь остановить итальянской забастовкой работу, но тут вопрос, кто дольше пересидит. У кого больше ресурс — тот и победит. Надо было действовать иначе...

А людям-то уже платят зарплату, в пять часов работу заканчиваем, выходные появились, да ещё и на работе работать не надо. И уже вроде как нормально. Люди стали откалываться. А начальство... Я рассчитывал на противодействие, а они просто умолкли. Конечно, давление оказывалось постоянно. Опять же, плохо, что всё было завязано на меня. Я бодался с администрацией, поэтому давление оказывалось в большей степени на меня. Каждый день мы писали объяснительные, каждый день я отказывался работать, каждый день такая тягомотина. Плюс штрейкбрехеры подходили — монолитчики, двое здоровых малых. Как-то вышел в магазин, ну и всё закончилось плохо. Когда ты бригадир, всем мил не будешь. Стукнули, немножко побили, остался без зуба. Кто это был — неизвестно, но после этого случая договорились, что мол, ребята, следите друг за другом, раз такая ситуация была, значит, может повториться. Подходили ещё пару раз, но у меня уже был «телохранитель», один из активистов. Молодой, мастер спорта по борьбе, с ним драться бесполезно. Вот подошли ко мне два бригадира с наездом, мол, ты тут воду мутишь. «Ребят, занимайтесь своими делами, я буду заниматься своими, — тут раз! — молодой подошел сзади. — Чё, мужики, всё нормально? — Ну да, все нормально».

Что было дальше с профсоюзом?

Он развалился. Один выпил после работы, его спалил охранник, пока я пытался с охраной этот вопрос решить, он поругался с комендантшей. Он себя неправильно повёл, я его вывел на улицу и сделал замечание с занесением, но было уже поздно. Под эту марочку на следующий день 12 человек — на выселение. А люди не были к этому готовы. Мы нашли недорогой хостел рядом, но половину актива выбили тут же. Самых таких, кто больше всех выступал, самых авторитетных. Остались мы там втроём. Раз — нас всех отправили на отдельный дом. Мы теперь с ребятами и не живём, и на работе не пересекаемся. Соответственно, потеряли влияние. В выходные дни вместо двойной оплаты начали за одинарную выходить, пошёл разлад, и боевой дух ушел. «А что нам? Мы приехали работать и мы хотим работать. Что нам, квасить в этой общаге два выходных?».

Стало понятно, что война проиграна. Сейчас на забастовку я уже людей не подниму. Мы направляем жалобы в трудовую инспекцию, в прокуратуру, и уже из 35 человек 12 подписывают: весь боевой настрой пошёл на спад. Всё стало ребят устраивать. Они работают спокойно 8 часов, их не стали гонять, выработку делать. А на меня давят всё время, пытаются уволить. Очень помогала поддержка Рот Фронта, юридическая и психологическая, когда люди приехали. «Тебя уволить, пока ты сам не подписал заявление об увольнении, нельзя. Ничего с тобой не сделают» — сказал юрист. И это правда. Если говорят: «пишите объяснительную», я звоню по телефону: так и так, как написать? «Пошли их, статья такая-то, у тебя два дня на написание».

За видео, в котором я показывал кирпичи ненадлежащего качества, меня отстранили от работы. Составили акт, что я испортил 15 кирпичей умышленно, подают заявление в полицию, что я такой негодяй, порчу имущество. Ущерба нанес что-то в районе 280 рублей. Я довольный, начинаю с ребятами вести разговоры на этот счёт тут же. Ко мне приставляют охрану, я сижу в бытовке с охранником, все передвижения по территории — с охраной. Поначалу было смешно, я ещё себя так подаю, мол, мужики, видали, какой дурачок ходит за мной. Но всем выдали договора на руки, оформили как положено, работать стали по 8 часов, в выходные по одинарной, но до этого вообще никакой оплаты не было. То есть большей части побочных требований мы добились. Не добились самого главного: перерасчёта заработной платы за три отработанных месяца. Но ребята и не верили, что им такие деньги отдадут, в районе 200 тысяч в месяц. Очень много людей с регионов, они к таким деньгам вообще не привыкшие. Я во многом почему к марксизму пришел? Я человек, избалованный хорошим заработком. Я привык, что я хороший специалист и я хорошо зарабатываю, и когда меня пытаются как-то ущемить, я этого не терплю. А у многих людей уже сформировано это сознание, что ты никто, что прав ты никаких не имеешь, что тебя сейчас выкинут на улицу.

Решили добиваться перерасчёта в судебном порядке. Подготавливали иски 3 человека, в итоге подал я один. Суд ещё идет. Но перспектив там особо никаких, потому что у нас так построено законодательство, что вроде я и прав, но где доказательная база? Она в руках работодателя: записи с видеокамер, данные по электронным пропускам, табеля. Ходатайство о привлечении свидетелей отклонили. Получается, осталось только моё слово.

Суд не хочет эти доказательства истребовать у работодателя?

Не хочет, да и электронные базы легко изменить. Вместо восьми десять поставил, и всё, считай опоздал.

Опыт экономической борьбы что-то в сознании поменял?

Прежде всего, я познакомился с товарищами. Связь не теряем. С теми, кто остался на стройке, тоже общаемся. И с теми, кто ушёл, тоже связь есть. «Привет, с работой не можешь помочь? — звонят. — Сейчас узнаю». Я позвоню по людям, ведь один работает в одной организации, другой во второй, кому-то может быть нужен человек. Формируется взаимовыручка. Чтобы с кем-то объединиться, нужно, как минимум, друг друга знать.

Люди понимают, что надо за свои трудовые права бороться?

Пример оказался двоякий. Формально мы проиграли, а, с другой стороны, люди увидели, что если не гнуться, то и не согнут. Если ты соблюдаешь все трудовые нормы, то тебя уволить нельзя. Я сделал много выводов из этой ситуации, попробовал свои силы, что я могу, а к чему я ещё не готов, надо подучить. Сейчас органайзинг [основы практики профсоюзной деятельности — прим. Сизифа] учу. С риторикой, с агитацией неплохо получилось. Если будет выбор: Коля, Петя и я, то, наверное, меня надо послать, чтобы всех сагитировать. Терпение нужно, потому что 40 человек — это очень тяжело. Надо к каждому найти подход, чтобы он тебя, с одной стороны, уважал, а, с другой — чтобы он тебе доверял. Не то, что ты его палкой заставил. Мне все доверяли. Ещё я смог сделать так, что до нужного момента посредники ни сном ни духом о том, что тут происходит. Они считали, что я всем друг, что я их интересы лоббирую, а я в это время интересы рабочих защищал. Опыт. Для коммуниста не должно быть плохого опыта. Для него может быть только опыт.

Но непосредственно после этих событий я приехал домой и месяц просто лежал и приходил в себя. До такой степени это всё надоело. Дальше перспектив нет бороться, а негативных эмоций столько... Например, мы определили взнос по сто рублей, ведь надо было отсылать заказные письма в прокуратуру и так далее. И нашлись потом в профсоюзе «товарищи», которые подписали бумагу, что я деньги у них собрал, а профсоюзный билет им не дал.

Зачем они это подписали?

Под давлением. «Хочешь, чтобы у тебя всё хорошо было, на, подписывай, премия +5% будет», условно, мотивы самые разные могут быть. Пришлось в обед в бытовке провести показательную порку. Вот сели все обедать, я встал: «Ну чё, друзья, расскажите товарищам, как я на вас нажился на 100 рублей. Подписывали бумагу? — Да ну, ты чё, ты же понимаешь… — Даже если вы подписываете, даже если вас заставили подписать — почему вы мне об этом не говорите? Я каждый день бодаюсь с ними… — они давай убегать. — Нет, стоять, так не будет. Сейчас будете писать заявление о выходе из профсоюза, а на обратной стороне подпишите, что я вернул все ваши взносы». «Товарищи», краснея, пишут и убегают. Тут не только уговоры, но и сила коллектива нужна.

Один из тех, на кого я рассчитывал, нормальный парень такой, втихаря в курилке говорит:

— Давай, завязывай с этим делом…

— Я до конца пойду, я доведу дело до суда.

— Смотри, а то мы тебе поможем…

— Ну давай.

— Да ладно, чё ты, — и уходить.

— Стой, куда ты пошел? — а тут люди вокруг стоят, я во всеуслышанье говорю. — Ты что мне сейчас сказал? Ты давай помоги, давай прямо сейчас начинай, — ну и стукнул его в ухо разок. — Расскажи, ты за всех сейчас говорил или только за себя? Что они тебе пообещали-то, чтобы ты мне угрожал здесь?

Если ты решаешься на борьбу, то легко не будет. Давление может быть разным: и законным, и незаконным. Могут встретить и побить, к этому обязательно нужно быть готовым. Надо быть готовым к более жесткому противостоянию. Не рассчитывать на то, что тебя закон защитит. Надо быть готовым останавливать работу несмотря ни на что. Вот тогда высокие шансы на победу.

То же самое и с выборами. Люди, которые готовы побороться по закону, и люди, которые готовы стоять до конца — это разные люди. Чуть-чуть полегче стало, и весь запал пропал.

Планы на жизнь. Мировоззрение.

Что думаешь делать дальше?

Сейчас деньжат подзаработаю и найду самую задницу, где плохо людям. Устроюсь туда и буду вести агитацию. По-другому никак. Конечно, очень хотелось бы, чтобы было больше побед, чтобы людей вдохновлять. Но драться только теоретически не научишься, надо пробовать. Мы этого не боимся. Наоборот, к этому даже стремимся.

Всё равно рабочие, приезжая даже на новые места работы, будут сразу смотреть договор, шушукаться о профсоюзе. Даже из группы в 5-10 человек мы получили людей, у которых что-то в голове отложилось. Понесут эту мысль на следующие места работы. Даже если эта мысль двух там зажжёт, потом уже они разойдутся на следующие предприятии. Самое главное, что это люди, связанные непосредственно с производством. Это рабочий класс, это не служащие или студенты, которые в основном сейчас идут в кружки и политические партии. РРП — это партия школьников, Союз Марксистов и другие объединения — это партии молодых служащих, РКРП и Рот Фронт — это партии, с одной стороны, советских пенсионеров, с другой стороны — молодежи. А вот именно рабочих очень мало. Многие просто не хотят этим заниматься. Вспомним Серёжу Удальцова [внесён Росфинмониторингом в список террористов и экстремистов]: где движ — всё, остальное — ничто.

Самое главное, что в этой истории мы познакомились с ребятами. Мы посмотрели друг на друга. Они увидели, что у меня слова с делом не расходятся. Самая главная проблема коммунистического движения сейчас в том, что рабочих почти нет. Вот я рабочий, общаюсь с рабочими, а больше таких и не знаю. Был всего один рабочий на стройке, считает себя марксистом. И то, ему уже лет сколько. Он сочувствующий Советскому Союзу. Не драться ему на баррикадах.

Где я, там всегда агитация. Я провожу её всегда, везде и непрерывно. Вижу положительные результаты. Вода точит камень. Проблема ещё в том, что убита тяга к чтению. Вот есть человек сочувствующий, но читать его не заставишь. «Ну зачем я буду? Ты знаешь, а я за тобой пойду». Да, он такой надёжный, он за меня в огонь и в воду, но я ничего не могу поручить ему самостоятельного, потому что он ни в зуб ногой в плане именно теории. А без теории смерть. Без теории ты наделаешь такого, что после 1917 придётся 1937 проводить. Потом я своего же товарища, с которым буду проводить коллективизацию, буду ставить к стенке. Потому что он не марксист. А послать будет некого, потому что где его взять, этого марксиста?

Если раньше кружки были на предприятии и туда интеллигенты проходили как лекторы, то сейчас интеллигенты создают кружки, а рабочие даже не в курсе.

И единственный способ как-то рабочих зацепить — это борьба за их экономические права. Даже если победим, то это временно, потому что это опять отнимут. Нужны требования именно политические. Причем важно не количество агитаторов, а их качество. Если бы я на той стройке дальше остался, то вовлёк бы и других монолитчиков. Одного меня было бы достаточно на стройку в несколько тысяч человек.

Что рабочие на стройках вообще думают вообще о политике?

Каша в головах, подвержены пропаганде: американцы виноваты, В. тоже мудак. Гастарбайтеры понаехали. Это самое распространённое среди рабочих, потому что местных меньшинство. Только узкие специалисты как каменщики в основном русские, белорусы и украинцы. Наши на крупных стройках превалируют, а на коттеджах и мелких стройках — приезжие. Их винят. Это же на интуитивном уровне: было хорошо, стало плохо. Что изменилось? Приехали гастарбайтеры. Я всё время веду в этом направлении разъяснения, что ребята, вы не туда смотрите. Мы же все приезжие здесь. Вот ты чем отличаешься от него? Всем жрать нечего.

Что волнует людей, кроме мыслей о заработке?

Очень мало что. Сейчас в этом плане хуже, чем в начале ХХ века, потому что настолько всё деградировало... Большинству людей поржать, камеди клаб посмотреть, пивка треснуть — и достаточно. И дежурно за рюмочкой порассуждать, какие власти мудаки. Люди отучены думать. Любой думающий человек к марксизму всё равно придет, но люди не думают.

Взять человека, и чтобы он поменял свою точку зрения с правой на левую — это почти невозможно. Только когда человека начинает касаться. Пять лет назад все мои знакомые говорили: «Вовка наше всё». Когда я им объяснял, что он ни от каких либералов вас не защищает, никто меня не слушал. А сейчас все мои знакомые — сочувствующие. Это я им когда-то зерно закладывал…

Человек может понять, что нужно что-то менять только через лишения. Когда клюнет жареный петух, тогда до него доходит агитация. Логически доходят единицы. Я вот думаю, что логически дошёл, но когда я дошёл? Когда стало заметно хуже, тогда и начал искать «а почему так?». Сытое брюхо к учению глухо.

Рабочие приходят через холодильник, а студенты и служащие через досуг. Я хоть из рабочих, но детство у меня было ещё советское: в 6 лет в художественную школу ходил, родители говорили: «художник растёт». Потом всё рухнуло, завод закрыли и начались плохие компании, бандитская романтика и всё такое. С одной стороны это плохо, с другой — дало характер. Не очень-то меня и запугаешь теперь. И в то же время о высоком думать как-то приучен. И окружающим говорю: вот пьём пиво, работа осталась на работе, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Чтобы чем-то ещё интересовались, кроме своей работы. Тащу своих друзей с рабоче-крестьянских окраин на дегустации. Там встречаются художники и мои пацаны с райончика. Они общаются. Друг друга видят и понимают, что и эти не дикие звери, и эти не все пидорасы, грубо говоря. Всё будет ухудшаться. Завтра может всё развалиться. Будем ли мы к этому готовы…

Разговор состоялся в 2020 году. В 2021 году Каменщика не стало.