Интервью с мастером КИПиА. Часть 1. Начало пути. Милиция.

Интервью с автором канала «Максим Евдокимов Элетромонтаж» (ранее «Мастер КИПиА на вахте»)

С чего ты начинал свой трудовой путь?

Трудовой путь оригинальностью не отличается. Девять классов закончил, пошёл учиться в училище на электромонтёра. Три года отучился, параллельно закончил полугодовой курс на механика теле-радио аппаратуры. И после училища сразу устроился, ещё до армии, в фирму. Занимался температурной обработкой сварных соединений трубопровода, когда при определённой температуре нагревают, выдерживают и охлаждают, чтобы улучшить качество и структуру металла.

И вот, четыре месяца поработал и потом ушёл служить в армию.

А в армии кем служил?

В армии в морской пехоте, десантно-штурмовой батальон, снайпером. Два года без отпуска, без всего, нормально так. Это было с 2000-го по 2002-й.

Куда пошёл работать после армии?

После армии сначала хотел на ТЭЦ устроиться, где я проходил практику. Не знаю, как сейчас проходят, думаю, относятся скорее формально, ставят плюсики, покупают, у нас же всё по-взрослому было — три человека из моей группы работали на ТЭЦ. То есть мы каждый день с понедельника по пятницу ходили на работу. На час у нас было сокращено время, с 08:00 до 16:00, ездили на рабочем автобусе, в электроцехе выполняли различные задания, с наставниками работали. Нам доверяли что-то неопасное — в электроустановки мы не лезли. Но что-то посмотреть, поспрашивать, конечно, опыт бесценный был. Мне вот до сих пор яркие моменты вспоминаются. Не знаю, может сентиментальность с возрастом, такое…

Какие у тебя вообще главные мотивы были в выборе профессии?

Мотивы, прежде всего, чтобы обеспечить себя, чтобы была зарплата нормальная, чтобы на кусок хлеба с маслом хватало. Чтобы можно было найти в любой момент работу. Не какую-то узкую специальность, не в 11-й класс с туманными перспективами. 11-й класс когда заканчиваешь, если не поступаешь в институт: нет денег, либо по баллам не проходишь — уходишь в армию, после армии приходишь — 20 лет балбесу, только среднее образование за плечами.

А так, я с армии пришёл, у меня было, считай, два диплома уже. То есть уже в принципе готовый специалист, до пенсии работать можно. Тем более уже был конкретный рабочий опыт, уже была запись в трудовой книжке.

Одним из твоих мест работы была служба в милиции. Не было ли страха, что служба в МВД отдалит от знакомых, или наоборот среди знакомых было понимание важности службы?

В полицию я попал, можно сказать, случайно, изначально там работать не собирался. В 2013 окончил заочно юридический факультет Российской академии госслужбы и сначала хотел вообще по партийной линии продвинуться. С 2009-го года я являлся активны членом КПРФ, работал в тот момент, когда я на юрфак поступил, в обкоме КПРФ, волгоградский областной комитет, помощником депутата Госдумы. Апарина Алевтина Викторовна была, она в 2013-м году умерла. И уже думал продвинуться по партийной линии, тем более таких молодых активных во всякой партии был дефицит. Именно чтобы что-то соображали. Но потом она начала болеть, а там были волгоградская группа, волжская группа, они в то время начали толкаться, бороться за власть, и я посчитал, что там мне делать нечего.

Юридический закончил — подал документы на участие в конкурсе на гражданскую должность при МВД. Но нужно было ездить, где-то часа полтора в дороге проводить, мне и посоветовали — сходи в райотдел к начальнику следственного отдела, поговори, может тебя в следователи возьмут. Я пошёл, и меня взяли.

Но там было не одно собеседование, где-то семь человек в общей сложности проходили: начальника следствия, потом начальника райотдела полиции, потом наших кадровиков, городских кадровиков, областных кадровиков — систему МВД и её главное следственное управление. И последняя такая ступень — это был начальник Главного следственного управления. Там они с замом находятся в кабинете, и мы — десять человек. И в процессе приёма проходили, в том числе, тесты по профпригодности. То есть мы приезжаем к одному из замов, он — хопа, нам даёт тесты юридической направленности, по уголовке, и мы их раз-раз порешали, всё, ещё одну ступеньку прошли. В конце уже личное собеседование, потому что, насколько я помню, нанимает на работу, именно как работодатель, начальник Главного следственного управления по субъекту России. Он тебя непосредственно на работу принимает и увольняет, соответственно, тоже. Ещё военно-врачебную комиссию нужно было проходить. Тоже не все прошли, точнее прошли не с первого раза. Тут уже главное даже не столько физическое здоровье, сколько психическое. Требования к сотрудникам ППС, операм и следакам разные.

Расскажи о том, какие у тебя были первые впечатления?

Естественно там не за один день принимают, мне сказали: «Макс, слушай, ты будешь в свободное время, чем чаще, тем лучше, приходить сюда, мы тебе будем какие-то несложные задания и поручения давать». Например, сходить допросить человека, присутствовать при осмотре места происшествия. Вот ты приходишь, вот тебе наставник. Он заступает на дежурство, и ты с ним ездишь, присутствуешь в кабинете. Конкретно тебя готовят, чтобы ты в первый день пришёл, и уже начал работать как полноценная единица. Когда было собеседование с начальником райотдела, он такой говорит: «Вот запомни, тебе сейчас все говорят — научим, поможем, подскажем — но когда ты в первый день сюда заступишь на службу, тебе дадут вот такую вот стопку дел, и останешься ты с ними один на один. Всё, всем будет уже не до тебя». В принципе, так и получилось. Наверное, месяца три я ходил день через день туда, как на работу. Дали мне наставника из числа пенсионеров каких-то, точнее их было два наставника — один был официальный, а другой просто мне там подсказывал всё. Там был просто недобор в отделе где-то 11 человек. Знаю, что и среди оперов, участковых недобор был. Когда уже все эти проверки ФСБ прошёл, я пишу заявление, и мне в скором времени подписывают приказ, направление на медкомиссию. Медкомиссию проходишь, и там приказ о зачислении.

У меня это быстро всё прошло. Естественно, в первые дни приходил как блаженный. То есть дали мне, например… Такая категория уголовных дел есть, когда возвращают на доследование: открывают уголовное дело с истёкшим сроком проверки, отправляют в прокуратуру на утверждение, и прокурор возвращает назад с требованием провести определённые следственные действия. И я вот на таких «глухарях», на отказных, сидел работал месяца два плотно. И потом, когда мне жетон, значок, удостоверение сделали, мне уже дали такие живые дела, реальные преступления начал расследовать.

Долго ли ты там проработал в итоге?

Я считал, где-то два года проработал. Если по часам — понятно, что там не восьмичасовой рабочий день. С чего я решил вообще уйти? Это начинают говорить тебе и не только тебе на планёрках, что вы работаете недостаточно хорошо, что вас можно по халатности по два раза на дню увольнять. Я тогда реально начал записывать: когда я пришёл, когда я ушёл, что делал, когда я работал сверхурочно, дежурства. И вот последняя капля, после которой я решил уйти — я год уже отработал, мне насчитали 30 дней отпуска, а я реально дома отбыл пять. В остальное время я ходил дорасследовал уголовные дела, которые у меня никто не забирал. То есть обычно как практикуется: сотрудник уходит в отпуск, либо на больничный — начальник следствия изымает дела, которые у него были в производстве и распределяет по другим сотрудникам. Но у нас народу мало было, поэтому у нас практически все сотрудники доделывали, то есть никому ничего не передавали. Тем более у меня было несколько дел по контрафактному алкоголю, где нужно было принимать решение об уничтожении этого алкоголя. Я запросы в суд делал, постоянно ходил, постоянно у меня какая-то недостача была, то есть по протоколам осмотра одно, в наличии — другое.

Каждый день у меня в производстве находилось, 30-40 дел, и это, в принципе, не предел. И возбуждал, и на дежурстве два-три дела, и, соответственно, каждый день тебе нужно было, если «глухарь», одно-два дела как-то завершить, в связи уже с истечением срока расследования. А там уже прокурор смотрит, насколько твоё решение о приостановлении подготовительного следствия было законно. Если он с тобой не согласен, тебе это дело возвращают, и ты выполняешь уже те действия, которые, по его мнению, ты не успел выполнить. Например, ты посылаешь запрос в сотовую компанию с требованием предоставить данные, а они в то время могли обрабатывать и месяц, и не факт, что тебе ответ придёт. И получается, они тебе ещё ответ не прислали, а у тебя уже сроки по уголовному делу кончаются, и ты должен какое-то решение принимать. Естественно, ты его прикрываешь, потом прокурор твоё постановление отменяет и возвращает тебе на доследование. И вот так вот по кругу, по кругу.

Слушай, у тебя, наверно, не было совершенно свободного времени подумать о чём-то кроме работы?

Работы было действительно много. Не знаю, как сейчас, в то время мы выполняли из-за дефицита сотрудников совершенно несвойственные задачи. Нас привлекали на патрулирование. На Пасху мы стояли возле кладбища. Как-то под Новый год прошла информация, что вандалы хотят осквернить какой-то памятник. И вот мы с опером сидим в машине напротив этого памятника и просто смотрим.

Дежурства. Ты выходишь с субботы на воскресенье дежурить, тебе это никак не оплачивалось, просто платили должностной оклад. Система поощрения существовала, но она не работала.

Я такой пример приведу — шла девушка вечером, грабитель её догнал, ударил по голове, отобрал кошелёк, телефон, а вы его по горячим следам задержали. Сначала идёт задержание на двое суток в изоляторе предварительного задержания, и потом избрание меры пресечения — это арест. Чтобы просто арестовать, документы оформить, нужно примерно 250 страниц подготовить, материалы в трёх экземплярах: одни в уголовное дело подшиваются, другие отправляются в прокуратуру и третий комплект отправляется в суд.

Тогда мы покупали бумагу за свои, бумаги катастрофически не хватало. Скидывались. Где-то в гипермаркете «Метро» нашли за 110р упаковку. Какое счастье! Бах-бах, скинулись отделом.

И вот за арест тебе вроде бы полагалось доплата. То есть ты пишешь рапорт, что ты жулика арестовываешь, и тебе якобы должны 3000 рублей к зарплате добавить. В реальности это не работало. Как была у меня зарплата 31 тысяча, так и через пару лет она там… Была раз в год материальная помощь — это 25 тысяч, мне её выплачивали, вопросов нет. Но, например, форму я покупал за свой счёт. Я был уже младший лейтенант, но ходил без формы.

Потом нас отправили учиться в Академию МВД на трёхмесячные курсы, первоначальную подготовку. И там была одной из обязанностей — заступание на дежурство на КПП, в Академии. А там нужно быть, конечно, по форме. Соответственно, форму нужно было покупать. Для полиции не проблема, у них красная форма, она в больших количествах шьётся, у следаков форма синяя. И тогда ещё был 2014 год, всё в Крым отправляли, на складах формы не было, покупать надо было. Дали брюки, ботинки, а вот эти шеврончики, погончики, звёздочки, шапка, фуражка, китель п/ш [повседневный шерстяной — прим. Сизифа] — это всё я покупал за свои деньги. Надо было разные комплекты — темно-синие, голубые, белые, ну и прочее там барахло всё. И, естественно, канцелярия. Поэтому я отдавал там больше, наверное, чем зарабатывал. Тем более знаешь, когда через три дня остаётся от зарплаты тысяча рублей на кармане, бах — у тебя сдох принтер! Ты приходишь его заправить в обед, в свободное время, тебе говорят: «Слушай, надо барабан там проточить или прочистить, давай ещё 400 рублей». И вот ты эту последнюю тысячу отдаешь, и потом понятно с каким настроением идёшь на службу.

При этом начались проверки эти постоянные, не дай бог, там, взятки, ты чё. Кстати, да, я когда только пришёл, сразу практически нашли двух моих коллег. Возбудили уголовные дела, они в сговоре... Два следователя, адвокат, были в сговоре. За прекращение уголовного дела требовали с адвоката-жулика пять миллионов рублей. Потом ещё оперов… Одного за вымогательство 700 тысяч рублей с задержанных. Такие вот случаи, которые широкой огласке не придают, но управление собственной безопасности работает.

Помню, выезжали на кражу кошелька из поликлиники районной. Пришли, врач суёт оперу упаковку зефира, тот, знаешь, как чёрт от ладана: «Нет, вы что, нельзя, не положено». А она всё суёт этот зефир — мы чуть ли не бегом ретировались.

Если рядовой сотрудник получил взятку от свидетеля, от жулика пачку бумаги, его берут в разработку. А «оборотни в погонах», которые целенаправленно идут на преступление, понятно, работают более осторожно… У нас, как люблю иногда говорить, и с каждым годом убеждаюсь точно, наказывают не того, кто виноват, а того, кого проще. И посадить могут за что угодно и, соответственно, отмазать от чего угодно.

Управление собственной безопасности (УСБ) только по взяткам возбуждается, или по каким-то ещё случаям?

Нет-нет-нет, оно просто следит, чтобы сотрудник не нарушил вообще что-то, даже, там, не знаю, морально-этические нормы. Например, будет у тебя машина стоять во дворе, в неё кто-то там пьяный врежется — даёшь объяснения, показания, тебя проверяют, на наркотики, на состояние алкогольного опьянения, где ты был. Нарушение сделал какое-то, ПДД — всё, там полный раскат. Ещё раз говорю, это обычных сотрудников касается, которые занимаются делами, приносят реальную пользу. А вот эти вот пресловутые наши миллиардеры, вроде полковника Захарченко [и.о. начальника одного из управлений Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД России, которому в 2016-ом году были предъявлены обвинения в коррупции и злоупотреблении полномочиями — прим. Сизифа] — понятно, они уже действуют более грамотно. И делятся со всеми, и крыша у них, и всё остальное. То есть там, где дела на миллионы идут, там уже УСБ, ну, не знаю, как-то не справляется, что ли. Зачем им расследовать какие-то сложные случаи, если можно, там, не знаю — сотрудник ППС на машине врезался в кого-то — вот его можно раскатать.

Люди, которые работали или работают в органах, особенно «на земле», ППС-ники те же, рассказывали, что зачастую находятся в таких условиях, что ты не взять не можешь. То есть у тебя есть не то чтобы план, но обязанность: если ты хочешь продвижения по службе — поднимай наверх. С кого будешь брать? С узбеков, киргизов, паспорт у них заберёшь?

Конечно-конечно, с кого проще. Тебе скажут, если никому неохота заниматься лишним уголовным делом. Они стремятся отказать, да. То есть, даже смотришь — заявление написано безграмотно, с ошибками — значит, можно от него отбрыкаться, чтобы просто не принимать в производство это. Потому что это лишняя нагрузка. И наоборот, если заявление составлено грамотно, там, «прошу», описаны обстоятельства преступления, все дела, всё чётко-понятно, то понимаешь, что тут уже просто так отбодаться не получится. И понятно, что этих узбеков кошмарят по полной. Они никуда жаловаться не пойдут, потому что они просто не понимают, как действовать в этой системе. Кому жаловаться, если русским языком не владеешь? Узбеку проще заплатить, чем куда-то идти искать правды. Ну найдёт он правду, ну поедет домой. У них же тоже и с регистрацией не всё в порядке, и с законом, и со всем остальным.

Ведь действительно существует такая практика, что сотрудник обязан «поднимать наверх» взятки? Потому что, имея генеральские погоны, не будешь же ты лично брать. Скорее уж будешь устраивать так, чтобы за тебя всё это делали.

Конечно, это идёт через несколько ступеней. Такие люди, они знают систему, они знают, что любое преступление можно раскрыть даже вот по биллингу, по активности твоего мобильного телефона, который покажет, где ты находился, в какое время, кто с тобой рядом был, в какое время ты совершал звонки. То есть если генерал будет напрямую звонить жулику, взяткодателю — понятно, что опер из ФСБ, или из Следственного комитета может его просто взять. Например, жулик — подозреваемый. В эту секунду, даже миллисекунду был совершен звонок, и в эту же миллисекунду, абонент, который находится, на территории главного следственного управления, этот звонок принял. Всё — опер просто сопоставляет и всё.

Сейчас не знаю как, но если 111-я статья — умышленное причинение тяжких телесных повреждений — на человека, например, ночью в подъезде напали — ну что проще посмотреть, где его телефон находился, и где находился телефон жулика, который ему причинил эти тяжкие. То есть фиксируем, что два телефона в одной точке находились, узнавали, на кого они зарегистрированы, и потом дальше всё это распутывалось. Просто нужна, знаете, такая команда. Пока у Следственного комитета есть такие возможности. То есть, если совершается убийство, то у них это более быстро всё происходит. В системе МВД, насколько я знаю, это не так. Нужно запросы все эти постоянно рассылать, и часто такие вещи на тормозах спускают.

Расскажи, с какими людьми там пришлось работать? Ты же там не один находился? Или работа следователем какая-то более индивидуальная?

Да, в принципе, она такая более индивидуальная, можно сказать, интеллигентная. То есть, следователь — такой кабинетный работник, который просто грамотно сшивает уголовное дело. Чтобы там все доказательства были, все запросы, допросы, чтобы всё было по науке. Он собирает доказательную базу, грамотно оформляет. Мы там не на передовой, если так, по-чесному. Ночью выезжаешь куда-то на вызов — пистолет нафиг, в сейф его. Понятно, на квартире, куда приезжаешь, опасности никакой нет. До тебя уже опер приехал, участковый. Оружие оставляешь в сейфе, потому что, не дай бог там что, останешься крайним.

Конечно, люди приходят идейные, а потом уже понимают, что на идее далеко не уедешь, систему ты не поменяешь, она тебя пережуёт и выплюнет. И система отлажена, и нужно действовать так, как от тебя требуют. Если будешь свои какие-то инициативы продвигать, просто перегоришь. Если честно, такого отборного мата как от девушек, от женщин, которые работают в следствии, вы вряд ли где-то услышите, даже не на всяком заводе. Вот прям нереально. Я просто сам удивился, хотя девушки там интеллигентнейшие, умнейшие. Это, скорее всего, от нервов. Когда тебя со всех сторон разрывают, ты должен это и это — понятно, что всё в лексике отражается.

Реальны ли те байки, когда говорят, что в милицию бандитов набирают?

Нет-нет, это, если вы про Евсюковых [Денис Евсюков — бывший начальник ОВД «Царицыно» в Москве, в 2009-ом году убивший и ранивший из пистолета несколько человек, в основном посетителей супермаркета; приговорён к пожизненному заключению — прим. Сизифа] и прочее… Он же не сразу стал бандитом, он, возможно, пришёл нормальным сотрудником. Просто раз — он там взяточку получил, два — какое-то злоупотребление. То есть, сотрудник-то не просто начинает палить. Любой учебник по криминологии возьмите, там говорится, что человек, прежде чем перейти к преступлению, формирует вокруг себя такую криминогенную зону или атмосферу, обстановку. Когда слова, действия, поступки, люди, окружение, всё к этому ведёт. Он раз проступок совершил, два, а потом уже преступление. Тут идёт такой, я считаю, нормальный отбор. Потому что в конце концов если ты накосячишь, какую-то грубую ошибку совершишь, преступление — увольняют не только следователя. Увольняют, как минимум, начальника следственного отдела, могут начальника районного отдела. Если, допустим, следователь в пьяном виде врезался, с жертвами, могут и начальника главного следственного управления или полиции уволить. То есть все за всех отвечают. Соответственно, все всех прикрывают, потому что если пострадает один, пострадают все.

Интересно. А вот как ты считаешь, переименование милиции в полицию — это просто переименование, или что-то поменялось?

Я думаю, что изначально это были благие намерения, но, как у нас пословица: хотели как лучше, а получилось как всегда. Например, чем закон о Росгвардии отличается от закона о полиции? Сотрудник полиции обязан вам представиться, объяснить, чё там, цель обращения, предъявить документы. Сотрудник Росгвардии вам представляться не обязан. Посмотрите ролик, когда у женщины сосед слушал музыку громко, она вызвала росгвардейцев, а у того камера в углу комнаты, пишущая и звук, и видео. И вот росгвардеец говорит: «Ты чё тут, охренел? Сейчас мы тебе наркотики подкинем, и ты с нами поедешь».

Вот, знаете, я не удивлён, как власть рождает безнаказанность или безответственность. Кто у нас самый незащищённый человек — это работающий белый мужчина, семьянин, на которого всегда можно надавить. С отморозками связываться не любят, потому что отморозку пофигу. Ты можешь его заставлять, угрожать, приводить. Ты его привёл, например, для допроса, в пять утра его приволокли. Он безработный, он целый день просидит, будет тебе мозги пудрить. В ИВС поехать — да пожалуйста, в СИЗО — да пожалуйста [ИВС — изоляторы временного содержания предназначены для содержания под стражей лиц, задержанных по подозрению в совершении преступлений, в то время как в СИЗО — следственных изоляторах содержатся подозреваемые и обвиняемые, заключенные судом под стражу, а также подсудимые и осужденные, ожидающие отправки к месту отбытия наказания либо привлеченные для участия в следственных действиях или судебном разбирательстве – прим. Сизифа]. С него взять нечего, у него жизнь такая. А на человека работающего, законопослушного — на него можно надавить, его можно запугать.

Например, у меня жулик какой-нибудь отмороженный, ему говоришь: «Так, на допрос приходи». Он раз — не пришёл. Я говорю: «Понимаешь, тебя сейчас силой приведут, подписка вот была о невыезде, тебе меру пресечения изменят». Ему пофигу. А если человек работающий, я просто звоню его работодателю, говорю: «Тут такой Вася Пупкин уклоняется от проявления гражданского долга, не хочет давать свидетельские показания». Понятно, что Вася Пупкин на следующий день будет у меня в кабинете сидеть.

Как вообще коллеги реагируют на всевозможные решения властей?

Да нет каких-то там… Туда набирают лояльных к власти людей, которые не будут быковать, которые не будут бастовать. Не дай бог там с оружием куда-то. И, тем более, власть нас, силовиков, скажем так, поддержит — либо деньгами, либо обещаниями. Резонанс вызывает даже такое объявление в новостях, что обещали поднять зарплату силовикам на 3%, это все обсуждают.

То есть нет, бунтарских настроений я не слышал. Ты идёшь на дежурство в белой рубашечке, у тебя форма, чемоданчик, фуражечка. Ты уже по-другому себя чувствуешь. Это как призвание — учитель, например. Учитель — он будет голодным, но он будет гордым. Он будет лояльным власти. Так, наверное, и сотрудники полиции. Тем более, не секрет, что кабинеты начальников прослушиваются органами собственной безопасности. Мне начальник говорит: «Я точно знаю, что мой кабинет тут прослушивают». Вот и всё.

Спустя какое время ты почувствовал, что устал от работы?

Я почувствовал, что мне просто не платят столько. Во-первых, у меня на тот момент было уже трое детей, и когда я начал влезать в долги, когда я начал записывать то, что я делаю, сколько времени я провожу на работе… У меня первый месяц, я посчитал — 295 часов, второй месяц — у меня 300 часов. Плюс вот этот вот отпуск не с семьёй проводил, а каждый день ходил и дорасследовал уголовные дела. И в какой-то момент я понял: слушай, ребят, если б я работал на гражданке, прилагал те же усилия, в том числе эмоциональные, я бы зарабатывал в два раза больше. Тем более, у меня был опыт уже, потому я за свою занятость абсолютно не переживал.

Я кстати не рассказал про этих девочек, которые работают в управлении МВД: раз в месяц приезжает проверка из Главного управления, у тебя изымают уголовные дела, и вот эти вот девочки наманикюренные, которые ни дня в поле не проработали, учат тебя, как расследовать уголовное дело. Представьте, что вы работаете десять лет на заводе, где-нибудь на стройке, приходит какой-нибудь молодой инженер и говорит: «Слушай, ты тут делаешь не так, нужно делать так». Хотя он сам ни дня на этой стройке не поработал. Поэтому такая вот обида возникала закономерная, что твой труд просто не оплачивается так, как он должен оплачиваться.

Какое отношение у сотрудников к советскому времени?

Сложно сказать. Вообще, когда мы учились в Академии МВД, там три месяца нам преподавали полковники, подполковники, которые уже пенсионеры. Вот могу прямо под запись сказать, что один подполковник, он в ППС-е служил, говорил: «Я раньше вёл пятерых преступников, жуликов из точки А в точку Б, без наручников. Я шёл, они впереди меня, пять человек, и люди передо мной расступались, то есть, было уважение». Сейчас я веду одного-двух, меня там все толкают, наступают на ноги, уважение очень сильно полиция потеряла. Авторитет очень сильно снизился.

После твоего увольнения из органов, у тебя отношение к сотрудникам изменилось?

Нет, не изменилось. Всё-таки правосознание оно законопослушное. Я с уважением отношусь к работе наших полицейских, следователей. Единственное, я стал себя чувствовать более расслабленно, более комфортно. Когда вернулся на монтаж, на стройку, я первые два месяца фактически кайфовал. Мне никто не звонит ни днём, ни вечером, ни, тем более, ночью, никаких дежурств, там меня все уважают. В общем, очень большое облегчение было.

Как ты думаешь, твои нынешние коллеги и твои бывшие коллеги, при усугублении текущего кризиса, окажутся по разные стороны баррикад? Как, например, когда на Амурском ГПЗ строители устроили бунт из-за проблем с выплатами, к их усмирению были привлечены правоохранительные органы. Если будет конфликт не в виде погрома офиса и столовой, а в виде забастовки или ряда забастовок на предприятиях, которые будут подавляться?

Будут подавляться, ну как сказать — подавляться… Если там действительно какие-то жёсткие действия эти протестующие совершат, конечно, будут подавляться, а что делать.

Ищут активистов, выявляют лидеров, и с ними уже как-то жёстко разговаривают. Вот эта у нас проблема есть, что до сих пор такие дикие методы используются. Не какой-то диалог, не какой-то компромисс, а именно просто запугать, как-то жёстко отреагировать. Типа — а чё ты сделаешь, куда ты пожалуешься? С одной стороны — Москва, там всё как бы по закону, на виду, власть боится огласки. А с другой стороны — в «префектурах», там совершенно дичайшая мафия может существовать, где просто всё связано. Вот как в Краснодарском крае было. Там эта банда Цапков, где всё было завязано: и суд, и прокуратура, и всё на свете [Цапковская организованная преступная группировка действовала с начала 1990-х годов в нескольких районах Краснодарского края, обладала широкими связями в правоохранительных органах, спецслужбах, криминальном мире России и за рубежом; в 2010-ом году её участники совершили массовое убийство двенадцати человек, в том числе детей в станице Кущёвской Краснодарского края — прим. Сизифа].

Тем более это действительно убытки, простой. Они пойдут на любые меры, чтобы защитить свой бизнес, на кровь пойдут, на что угодно. Для них люди — это расходный материал просто, инструмент для зарабатывания денег. То есть, если есть возможность сэкономить на их правах, на их нуждах — будут платить по минимуму, будут обеспечивать по минимуму. Вот и всё. Я считаю, это огромная проблема, что нет диалога.