Повар, заключённый, человек без определённого места жительства

Из разговора с Сергеем Геннадьевичем, 1959 года рождения. Беседу вёл и записал канал «Общага»

Начало. Школа.

Помню лет с 4-х себя. В семье отец, мама. Жили с родителями мамы. Бабка абсолютно безграмотная. Дед мог читать и писать. Родился я в Первомайском районе. Это район железнодорожников. Отец был токарь. Семья хорошая. Дедушка с бабушкой выпивали, чем огорчали мать. Отец за кампанию. Матери никогда поддержку не оказывал. Постоянно была бражка. В 7 лет попробовал вина. На похоронах украл со стола полбутылки вина. Мы выпили и закосели.

В школе все одноклассники с 7-8 класса начали пробовать. Вся молодёжь собиралась в подъездах. Начинали в карты играть, винишко распивать. Карты тоже взял в руки лет в 13-14. Какой был досуг у меня? Была кампания 5 человек. Играли на деньги. Возле Берёзовой рощи был автомат пивной. Покупали вермишель-соломку и пиво пили через неё. Помню, как всем классом снимались с уроков. Фильм «Генералы песчаных карьеров». К учёбе тяги не было. Посоветовали идти в кулинарное училище. На повара. Ни о чём не жалел. Работа тяжёлая. Ещё развозил газеты на пол ставки. Потом пошёл на «Советскую Сибирь» работать, заработал 33-ю статью за пьянки и прогулы.

Про школу: Класс делился на 2 половины. Кто-то в классе решал проявить геройство, доблесть, одним словом — тупость. Кто-то оставался в стороне. Большинство — это подъезды, первая бутылка вина, карты. Когда пошёл в училище, купил первые себе джинсы самостоятельно. Когда узнала мать, сколько они стоили, ей плохо стало. Около 200 рублей. Купил на Гусинке [Гусинобродский вещевой рынок — рынок, существовавший в Новосибирске с 1970-х годов до осени 2015 года; был самым крупным вещевым рынком за Уралом] у Хипаря. Того самого, у которого потом казино было. Такими как он рождаются. Невозможно этому научиться.

Школу еле-еле закончил 8 классов. Уже не спрашивали: «Продолжишь учение?» Спрашивали: «Куда пойдёшь?» Выучил ради приличия 2 билета по математике и 2 билета по русскому. Конечно не угадал. Попались другие билеты. Выкинули из школы. Таких как я было много. Процентов 70. Многие люди стали успешными. В параллельном классе был такой Коновалов Боря — депутат верховного совета. Один одноклассник закончил свою жизнь высшей мерой наказания. Убил отца по пьяни, потом ещё пару человек — жену и мужа.

Было мощное движение в школе. Самодеятельность, речёвки и так далее. Сейчас такого нет. Но люди стеснялись. Люди бросали музыкальную школу, не закончив пару лет. Было не модно.

С кражей получилось случайно. Залезли в склад. Никто толком не охранял. Взяли себе каждый по насосу, потом начали по школе продавать золотники, ниппеля по 10-15 копеек. Там сразу не хватились. Их бы и не хватились, если бы не попался один на мопеде. Блатная романтика была, но люди, которые реально побывали в лагере — все были старше лет на 5. Мы с ними не общались.

Тогда поставили на учёт. Мне не хватало немного до 14 лет. Статья 89 — госимущество [статья Уголовного кодекса РСФСР — хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи]. Не было приводов. Родители вернули всё. Была комиссия по делам несовершеннолетних. Учителя и так далее — в составе комиссии. Комиссия меня не направила в спец. школу. На комиссию ходили только родители, нас туда не пускали. Родители поделили сумму ущерба. В школе были в шоке. Мы все из разных классов. Было общешкольное собрание по поводу происшествия, высказывались родители школьников, говорили, что думают про нас. Мать плакала. Ей стыдно было. А мне нет. Собрание-порицание.

В школе постоянно дрались. Были свои авторитеты. С Гоголя ходили на Крылова драться. Они там только начинали обустраиваться, друг друга не знали. Мы были сплочённее. И придавливали их, зажимали. Помню в 7 классе, был 73-й год, только открывался ДК «Строитель». Там танцы были. Билеты стоили рубль. Мы пришли на вечер в ДК. Наша директриса обязала нас прийти чуть ли не в школьной форме на вечер. С других школ пришли как цыганский табор. Мы как дураки. Ну, мы скинулись, набрали вина. Потом устроили драку. У зам. директора «Строителя» сын тоже учился с нами и тоже в драке участвовал. После этого директор школы сказала, что мы не будем нигде участвовать.

Училище.

В 1974-ом году в училище пришёл. Мода была — волосы до плеч. Джинсы девчонки носили. Да и пацаны. Брюки такие были — колокола от бёдер клешёные. Танцы на саду Кирова. Там мазу держали, образно выражаясь, спортсмены будущие из ТФК. Ну в принципе познакомился с другом. Игорёк. Вот он меня и подтянул на первую подработку. Вот мы с ним постоянно калымили. На свои деньги первый раз поехали сами в Москву. Была у нас мечта с ним — столицу Родины нашей посмотреть. Мать не забирала ни стипендию, ни чего. Это были мои деньги.

В училище, особенно после первого курса, нас бригадиры начали вызывать. В студенческой столовой я проходил практику. Был Петя бригадир, он там всегда был по свадьбам. Студенческая столовая — постоянно свадьбы. Все женились в то время. И вот он брал всегда нас с Игорем. Как он брал? Он давал нам вдвоём с Игорем по пятёрке, по бутылки водки, где-то по килограмму разных конфет шоколадных: «Чайка», «Ласточка» — дефицит они были, мясо хорошего — килограмма три каждому. Это был дефицит! Нам было по 16 лет!

Получал больше матери, приносил со столовой. Я как-то принёс очень много перца — потом уже вернулся после армии, дома ещё этот перец был. Маме, конечно, не нравилось, что я краду. Ей было стыдно. Но страна была в дефиците. Не выбрасывала ничего. Повара-парни продвигались по службе легче. Работа тяжёлая. Для мужика.

Помню свой день рождения в 16 лет. Ещё соседи на меня ругались. Пацаны как-то вроде ещё нормально, девчонки перепилися — обрыгались на скамейке перед подъездом. Пьянство было в ходу. Куда ни зайдёшь — в одном подъезде эти собираются, в другом другие. Ни на что на другое не было денег, но на винцо всегда хватало.

На танцы я стал ходить после 17 лет. Ну, как-то в 16 лет — незрелые. На тебя бы косо смотрели. Какой школьник, куда попал. Танцы в 17-18 лет — другое дело. Вот там познакомились чисто случайно: все знают Карелина [борец классического стиля, победитель Олимпийских игр, в 1990-е — сотрудник налоговой полиции; член президиума генерального совета «Единой России»], а до Карелина самый именитый борец Новосибирска, чемпион мира, неоднократный чемпион Европы был Ваня П. Сейчас живёт в Германии. Выступал в ДК Кирова по вольной борьбе. С ним были знакомы, то есть на саду Кирова чувствовали себя — ну, не вызывающе, но вполне достойно. В учёбе деньги были постоянно — самое это моё золотое время, это два года училища, когда себе ни в чём не отказывал. Были такие предметы: «кулинария», ну, конечно, обществоведение, «оборудование» обязательно, «товароведение». Была перемена большая 30 минут, рядом был магазин — буквально 4 минуты быстрым шагом. Во время большой перемены все убегали, покупали по ноль-семь винца. Выпивали. Ещё впереди было две пары. Учителя, преподаватели смотрели как-то вполглаза. Вроде бы и дети, и уже и не дети. Как бы уже и соратники будущие.

Первый раз попал в тюрьму.

Всех направляли в армию. Меня должны были отправить в воскресенье. Мы пошли на другой массив провожать одну знакомую. И тогда были столкновения массив с массивом. То да сё. Получилась драка. Скамейки разбирали. Скамейками бились. Кому-то две руки перебили сразу. Кому-то голову. Ну двести шестая, короче [Статья 206 УК РСФСР — хулиганство]. То есть 15 мая я уже встретил в КПЗ при 5-ом отделении. Две недели — перевезли на Караваева [следственный изолятор]. Тюрьма тогда была такая хорошенькая, чистенькая, приятная. В августе уже пошли разговоры: «амнистия, амнистия». В 77-ом году была бешеная амнистия. Короче на суде вынесли 206-ю, но сразу же погасилась судимость. Потом я и в армию пошёл, доверили оружие. В тюрьме пробыл мая по 19 октября.

Блатными не становятся. Им нужно родиться. Не научишь человека быть блатным. Я к ним отношусь с уважением на самом деле. Есть люди, с которых можно брать пример. Когда по справедливости решают твою судьбу не так обидно. В те времена власть в тюрьме была у блаткомитета. Когда был бунт на двойке [УФ 91/2 — исправительная колония в Новосибирске], эвакуировали вместе с мусорами и баллонов [баллон – зэк на должности, сотрудничающий с администрацией, «красный»; пожарный баллон ведь красного цвета]. Знали: если что, им придёт хана.

Знаю я двух очевидцев, которые были на бунте в 78-ом году. Был спецназ, люди говорили, были щиты двухметровые, каски, дубинки, овчарки. Вся двойка гусиным шагом ходила по коридорам. На двойке тогда был беспредел. То есть отовариваться в магазин ходили по трое — по четверо, если один — смотря человек какой, могли и снять фуфайку. За крысятничество само собой — сразу опускали. Ну а всё остальное: приобобрать, чая до завтра — святое дело. Организаторы бунта, блатные сразу попали под пресс, на десятку [лечебно-исправительное учреждение].

Про красных — были там всякие люди. В то время попасть на расконвойку [расконвойник — заключённый, имеющий привилегию перемещаться вне территории исправительного учреждения без конвоя для выполнения назначенных работ] для некоторых было за счастье. Туда и брали гренадёров как минимум по два метра. Они — хозобслуга, ходит по территории без сопровождения, работают. Снег убирают, например. Льготы: пораньше на УДО [условно-досрочное освобождение] попасть. Чтобы попасть в расконвойники, должна была быть статья до 3-х лет и здоровье. Желающих попасть к ним было раза в три больше, чем набирали. Сам себя я не считал никогда блатным. Таким надо родиться.

Армия.

Пошёл в армию в Карелию в 1979-ом. Там тоже со второго года началась пьянка. Дедовщина была. Проявлялась сразу с первых минут. Обращение: «Здорово, салабоны, салдыри». Только так, по-другому никак. Бить конечно не били, но методом устава поднимали боевой дух после отбоя: подъёмы, приседания, отжимания. Были практически все национальности, разве что кроме бурятов. А так все: и литовцы и эстонцы. Было тяжко. Но всем было тяжко. Никого не отделяли. Армия она чем хороша? Круговая порука. Армию, как и училище вспоминаю с теплотой. По ночам занимались «физкультурой», но такого не помню, чтобы кого-то унизили. Не было землячества. Только дедовщина. Армян армяна зажимал, русак русака.

Год отслужили, всё. Вызывают деды. То да сё — двенадцать палок, которыми кровати разглаживают. Редко на ком палка не ломалась. Отбивали жопу конкретно. Уже собирали деньги, каждому — полная кружка вина. Конечно, уже и сесть никак не мог. Первое моё впечатление, как я черпаком [черпак в неуставных отношениях в армии — срочник, отслуживший год] стал, а ещё тырился по привычке: «Спи спокойно, черпак!» Неделю ничего мне не хотелось — только спать: первое время-то вообще не спали. В столовой засыпал за столом.

Один раз отправили работать в столовую. Два деда, черпаки и мы. Черпаки заставили молодых убирать посуду. Потом деды напились, предъявили черпакам за то, что в вольной [гражданской] столовой черпаки заставили молодых носить посуду. В части это нормально, но не на гражданке. Беспредела не было. Спать не давали: дедам пошить после отбоя воротнички, начистить сапожки, постирать. Никто никогда не сопротивлялся такому порядку. Где-то, говорили, какой-то каратист отказался подчиняться, но я такого не встречал. Потом тебе же будут стирать. Смотрю фильмы, где кто-то возмущается, офицеры его поддерживают — да это всё бредня! Ни в какие ворота не едет. Ну смешно! Офицеры сами говорили дембелям прямо при нас: «Вы молодняк хуёво дрочите! Будем вас дрочить».

Дедовщина ничего не даёт и ничего не воспитывает. Но я не представляю, что кто-то стирает хорошо, кто-то плохо: там всё на одном основании, на одном порыве. С одной стороны это даже и неплохо. Всегда же палка о двух концах.

После армии.

Когда после армии пришёл домой, всё началось по-старому. Прежний коллектив, прежние скамейки, снова выпивка. Ну раньше был подъезд, теперь стали более культурно. Основная масса работала, деньги были. Ходили по кафушкам, забегаловкам. В пив-барах был свой контингент постоянных людей, тех, кто не выходил от открытия до закрытия. Так вот продолжалось у меня до 1986-го года, когда наступил сухой закон горбачёвский. Вспоминаю это время очень нехорошо: по большому счёту с водкой у меня проблем не было, но было больше суеты.

В 86-ом году с другом поехали мы в гости к знакомым девушкам. Там получилась драка. Я сломал руку [потерпевшему], мне дают 206-ю статью часть вторую. И как раз началась амнистия снова. Моё дело прекратили. Потом его возбудили снова. Чем закончилось — мне дали два с половиной, из зала суда направили в комендатуру. Комендатура была на Красина, два этажа занимала комендатура, третий этаж — принудительное алкогольное лечение. Я туда пришёл — очень понравилось мне. Ты ночевал в комендатуре, после рабочего дня ты предоставлен сам себе. «На химии» жилось хорошо, руководство не особо требовательное. Приходили поддатенькие. Лишь бы только не было скандалов, драк. Милиция — всё-таки это милиция, особо не разгуляешься. Нормально! К концу комендатуры, года уже полтора я там провёл, был товарищ у меня немец, и прислали ему из Германии два видеомагнитофона! В то время это вообще был бешеный дефицит. Он открыл видео-салон. Старая моя подруга была простым продавцом, я брал вино у неё, и продавали чуть-чуть подороже в этом видеокафе. Разливали: были чашечки и были кофейники. Студенты все знали. Кафе и видеосалон были официально, подпольным было вино. Один-два человека, может, приедут из деревни — шли фильмы смотреть. А студенты всё уже пересмотрели: кассеты же не часто менялись. Просто посидеть пообщаться, попить винца. Денег было полным-полно. Так в финансовом положении поднялся. Ну, дело то случая, неизвестно что как. «Химия» закончилась в 91-ом году, немец уехал в Германию на ПМЖ. Ну уже и дефицита с вином не было.

После 91-го года снова случайные заработки. Нигде не работал больше года. В 98-ом году умерла мать. Я ещё как-то держался, после этого запил. Тоже опять — кампания. Ревность, скандалы. Я человеку нанёс увечья. Меня судили по 111-ой части первой [умышленное причинение тяжкого вреда здоровью]. Дали четыре и три. Отсидел звонком [полностью срок, без УДО].

В лагере всё начинается после 12-ти ночи. Всё так же: те же карты, те же нарды. Кто-то ходил в столовую, кому-то приносили пайку. В основном все зависели от мешков [посылок], от родителей. В то время, когда я был, мешки были не ограниченные по весу. Как родители могли. Меня не кинули, не подвели, просто люди были порядочные. Они мне мешки слали на мамкины деньги.

В карты я не играл. В нарды играл редко. Нарды — не шулерская игра, там больше везения, мог сразиться с любым. Но не втягивался, хотя было чем рассчитаться — просто не хотелось лишней суеты. У меня был сосед, ему оставалось две недели до освобождения — он проигрался в карты. Я просто не мог понять. Тебе смысл какой? За две недели я бы постился сидел, а ты в карты сел играть. Какая нужда? Он ещё подходил ко мне: «Помоги собрать». Я его там выручил сам по мизеру. Еле-еле он нашкрёб свои долги. Какой смысл садиться играть, если есть чай, есть курево. Вот это был хороший для меня урок. Весь срок у меня нужды не было. Скромно, но… два килограмма чая было всегда. Ну меньше двух килограмм — это уже не жизнь.

Жизнь на улице.

Освободился в начале 2000-х годов. Уже денег вообще не было. На грани существования. Попал под аферистов, потерял жильё. Жил старыми понятиями, когда квартиру можно было получить в течение года. Это вот пример — завод ХБК [хлопчатобумажный комбинат] в Матвеевке был, сейчас нету — запросто можно было квартиру получить на производстве. Бомжую с этого времени.

Когда я потерял жильё, собирались все на вокзале, сейчас этих людей нету. В начале двухтысячных, в отличие от этих, бомжу жилось намного лучше. Во всех отношениях. Уже была ночлежка, никто не платил деньги. Это на Есенина, 10-б. Бомжи в то время жили как короли. Первое время, года два, я нисколько не жалел, что нет квартиры. Никаких забот! Я знал, что утром буду пьяный, буду сытый, буду одетый. Всё это закончилось после года 2008-2010. Сейчас всё хуже бомжу жить. Требуют как коллекторы в соц. защите: «Давай деньги, проплачивай за ночлежку, за проживание». Если тебе 64 года — год до пенсии остался — ты хоть как, хоть кем будешь работать, чтобы заплатить за ночлежку. Единственное — стало питание. Ты можешь купить себе сало. Кофе. Пирожок.

То есть без денег в ночлежку ты не попадёшь. Кто зарабатывает деньги, тем ночлежка не нужна — они квартиры снимают. Вот сейчас если что-то случится со мной — буду снимать квартиру. Один, вдвоём — неважно. В ночлежку — нет. Единственный там только бонус, когда приходишь, тебе дают полтора месяца прожить, пока устроишься. Дальше — день не платишь, два не платишь, три не платишь — до свидания. Очень редко дают тебе шанс заплатить попозже. В июле тебе ни дня не дадут. Пришёл: «Ты где работаешь?» — «Я, там и там, дворником не дворником». Сразу дадут тебе минимум три адреса, в зависимости от твоего здоровья, возраста, наличия каких-то документов. Было бы здоровье. Поменялось, наверное, уже двадцатое поколение. Кто были год или два назад — неизвестно, где они и что они. Не видишь кого-то, потом появился — спрашиваешь : «Где был?» — «Да я только с восьмёрки освободился». То есть постоянных людей нет. А я там ветеран с 2007-го года.

Сейчас я заработал инвалидность. Кого-то сбивает машина, а у меня вот так. Не хватает каких-то баллов на рабочую пенсию.