Тахир. Автогенщик, газосварщик, художник

Как стал художником?

- Три года назад я переносил тяжёлый ацетиленовый баллон, — причём сварщику по штату, по безопасности должен помогать специальный человек, — но его «оптимизировали». Слесарь не удержал, я его перехватил, и мне порвало сразу мышцу, сухожилия в нескольких местах, трески пошли. Как обычно, по несчастному случаю что-то сшили, а остальное замолчали. А так как я на работе в ЖЭКе не был застрахован — вообще никто из нас не застрахован — от меня они все отвернулись, практически никто из руководства мне не помогал. Выкарабкивался сам. Как бывает в нашей жизни, когда ты жив-здоров — ты нужен — как раб; когда с тобой что-то случилось — тебя нету. Но ничего, спасибо моей родне, всё-таки все помогли, я и сам старался.

Был в глубочайшей депрессии. Потому что правая рука — кисть обезьяны, хотя врачи говорили: «Что ты ноешь? Это же лёгкая травма!» Я говорю: «До 2005 года травма правой руки была тяжёлая, а сейчас лёгкая». Я понимал, что инвалидность не дадут, по их закону. И как-то выживать, это уже было страшно. В бутылку я залезть не смог — отторжение пошло. И потом потихоньку-потихоньку начали приходить сны. Сновидения как лекарство. Всякие разные образы.

Один художник жил недалеко, в мингазовском доме, который выселили. Там всегда художники жили, и там же ЖЭК был, в котором я работаю уже больше 16 лет, на одном и том же участке. И он стал приходить и говорит: «Тахир, ну возьми кисть, рука обезьяны, всё понимаю. Давай, лепи что-нибудь, рисуй, ещё что-нибудь, разрабатывай руку!» И сны как раз в этом же направлении шли, чем-то надо занять руку таким творческим, потому что разрабатывать руку я не мог — даже от детского мячика онемение. К сожалению, до сих пор, вот уже который год, при большой нагрузке у меня начинается онемение пальцев.

Творчество и советы, которые мне давали Витя Тимофеев и сестра, совпали со сновидениями. Это не мистика, это реальность. Я стал писать картины сперва на бумаге. Витя кисти мне принес, художественную бумагу формата А4. В «Fix-price» я купил гуашь. Акварели покупал дешёвые. Стал рисовать, и у меня стало получаться. Первые мои картины были лошади, неизвестные мне птицы, потом оказалось: это японские журавли. Я их никогда не видел — я даже в цвете всё повторял. И у меня стали забирать родственники картины, знакомые: «Отдай, подари». Я сомневался: «Я сварщик! Я мужик!» Витя потом пришел и говорит: «Ты - художник». Я до сих пор себя художником не называю. Художник в нашем косном мире — это человек, который учился. Других не признают. Я поэтому, чтоб не вызывать кривотолки, не говорю, что я художник. Пускай другие оценивают. Я не учился на художника. Знаю, что учиться на художника очень тяжело. Это же труд тоже. Они идут с детства, учатся. Слава богу, у меня есть профессия. Спасибо моему отцу, он сказал: «Вас два мужика в семье, остальные сестры. Надо работать. Давайте работайте, берите профессию». Я владею многими профессиями. Но основная — сварщик. Могу ковать — к сожалению, у меня нет «корочки». Ребята до сих пор просят на работе, выковки какие-то делаю.

Дело в том, что эти сновидения пошли дальше. Я понял этот посыл, который пришёл сверху. У меня ушла депрессия. В написании картин, которые приходят мне в течение недели, эти сны. Это как клип. Мозаика. Неразбериха. Я понимаю всю яркость краски, цвета. Всё запоминаю. А как соединить это я не знаю. И картину я вижу всё время сверху, мне будто снизу показывают. И вот эта Вселенная, наверное, мне идёт как утверждение, что этот мир бесконечен, безграничен. А мы все хотим найти какой-то край — края не существует. И вот это меня спасает — уже спасло от пессимизма, от депрессии. Я стал больше уделять внимания окружающему. С детских лет я, конечно, понимал деревья, фауну, природу. А сейчас, чем старше, тем мне это легче. Я вот иду — я на кору смотрю. Даже логику, анализ включаешь: это дерево — свидетель каких-то событий. Какие были события? Положительные или пессимистические — я уже по дереву могу определить. Дерево, как лакмусовая бумажка, вот эта кора, растения, они многолетние, они берут всю информацию. Они живые. Вот идёшь — в чистом поле стоит берёза, крепкая, высокая. Красивая. Она свободная! Ей никто и ничто не угрожало. А смотришь — заправка. И деревья, да! И они бедные, скособоченные, какие-то все вывернутые. Сколько они увидели негатива? Оказывается, дерево берёт [воспоминания].

Первые мои картины — шприцевые. Я сейчас тоже шприцем доделываю иногда. Этот способ изобрёл тюменский художник, а ко мне оно само пришло. Я беру грунт и начинаю набирать краску. Сперва я по ошибке полагал, что пишу акрилом. Это глубоко неправда, потому что я покупаю краски в строительном магазине, которые мне по цене подходят.

Мне нравится экспериментировать, я их смешиваю. Одна картина на фанере написана — она у меня три дня в воде, в ванной, пролежала, — позвонили родственники, и я уехал за 500 километров. Но она ещё лучше стала.

Использую губнушки, лак для ногтей — спасибо «Fix-price». Выдавливаю губнушки в общую посуду, с красками разбавляю, лаком для ногтей уже доретушёвываю, блёстки, глиттеры [мелко нарубленные блёстки — прим. Сизифа] делаю...

В общем, творчество спасло. Я стал на мир более понятливо смотреть. Что возмущаться? Время идёт, жизнь идёт.

Получается работать дальше сварщиком, после травмы?

- Я работаю. Инвалидность не дают до сих пор. Только в этом году признали полинейропатию, то есть у меня задеты нервные окончания. Меня пробовали лечить физиолечением. У меня остались шрамы; я не чувствовал, что у меня уже мясо горит. А на работе у меня боли постоянные. Так как являюсь мастером высокого класса: я жилищник, любую трубу могу заварить, восстановить — ребята идут навстречу — всю тяжёлую работу делают. Я раньше сам это всё подготавливал себе, сейчас уже не могу из-за ограниченности руки оборудовать себе рабочее место — мне всё приготовят, а я варю.

Я пользуюсь только газовой сваркой, потому что она живая. Электрической сваркой варю, но её не люблю. В ней нет красоты. Есть разница, живым огнём ты варишь или электрическим... Живой сразу схватывает. Но в автогене я могу паять, что-то сделать, варить. Процесс плавления мне в кайф. Металл течёт, ты его формируешь как надо, или цветной металл к железу привариваешь.

Как находишь время рисовать?

- Я вечером сажусь за холст. Вообще на холсте пишу мало, покупаю листы из ДВП, по своей технологии их обрабатываю, получается оргалит, как они, художники, называют. Или на толстой фанере пишу. Сажусь, пишу только на полу, потому что если вертикально поставить, рука начинает болеть. То есть как художники-профессионалы пишут, это для меня болезненно.

Друзья дали толчок, предоставили галерею. У меня нет художественного образования. Одни художники говорят про мои картины — абстракция. Подписчики из Америки говорят: «Мы не знаем, какое у тебя направление, но нам нравится». Вышел фильм «Вселенная» армянского режиссера, и она мне написала: «Я понимаю, что вы никогда не видели моего ещё не вышедшего фильма. Но ваши картины ему соответствуют». То есть моя картина попадает: человек не моими глазами видит, но как и я.

У меня позиция: никогда не буду делать попыток вступления ни в какой союз. Меня немножко тяготит, что художники не любят распространять других художников, а я их всех раскидываю. У меня много подписчиков в Северной и Южной Америке. Аргентина вообще кайфует от татарских художников: не обязательно татар, но из Татарстана. Они говорят: «Мы знали, что Казань — это Россия, но мы не знали, что Казань — это Татарстан. Мы были здесь на чемпионате по футболу, а вы нам показываете эти картины художников; мы не видели, что Татарстан — огромная страна». Это приятно.

Знают ли коллеги по работе о твоём творчестве?

- На работе знают, что я рисую. Все кайфуют. Я на день рождения дарю им такие миниатюры и, как правило, попадаю точно. Людям нравится. Вот на работе была девушка, — к сожалению, она уходит уже: слишком маленькая зарплата, — у неё был день рождения, и я подарил ей «Рождение звёзд». Там разрывы у них идут, и оно на таком фоне, на хорошей фанере, многослойная картина. И она прям расцвела! Под настроение попал. Это очень приятно.

Одну картину техасский рок-клуб ветеранов попросил. Проблема: я же не знаю, как оформлять, как отправлять. Советовался у художников, и никто не знает: «Езжай в Нижний Новгород, мы не знаем». Потом я узнал, что в Казани тоже оформляют. Но так как я не профессиональный художник, мне очень тяжело какие-то оформления делать: один офис американской почтовой службы на районе. Картина в упаковке получилась очень тяжелая, потому что по требованиям упакована в деревянную раму. Выходило около 9 килограмм. И они выставили счёт в пятьдесят две тысячи девятьсот с чем-то рублей. Это очень дорого. Я написал в рок-клуб. Они говорят: «Нет, мы не потянем». Художники же пишут на холстах. Я потом узнавал: «Мона Лиза», «Джоконда» была написана на досках. Потом срезали слой и перевели на холст, чтоб легче перевозить. А раньше все художники Возрождения писали на досках. А почему мне нравится ДВП — фанера впитывает краску, слой за слоем. Я уже во вкус вошёл — один слой сделаешь, второй, — и смотришь: чёрный цвет становится многогранным, в нём всё можно увидеть. Я пишу всё в основном на чёрном фоне, иногда на синем. Это моя техника, сам её придумал.

В нашей с друзьями студии-мастерской проходил перформанс «Эмоция». Выступала студия людей с ограниченными возможностями, колясочники. Они здесь танцевали, и люди выходили со слезами. Не со слезами жалости, а кайфанули. А в другой комнате осуществили давнюю идею с фонариком, чтобы люди приходили, оставались в темноте один на один с картиной и с любого ракурса светили.

У меня есть картины, которые я отдавал людям с рассеянным склерозом. Встречаемся, они говорят: картины позволяют им упорядочить мышление, умиротворяют их. Не могу это выразить словами, когда видишь эти счастливые глаза… Это подвиг — когда с рассеянным склерозом человек ещё работает. Для меня это счастье — знать, что какую-то миссию в своём мире выполнил.

Моя сестра сильно нервничала в последние годы: племянник мой, её сын — военный, в таких местах бывает, она стала переживать. Я подарил ей огромную картину «Солнце» и «Танец журавлей». И на неё действует очень хорошо. Я считаю, что что-то в этой жизни я уже сделал хорошее.

Что думаешь о работе сварщиком?

- За столько лет никогда не чертыхался от работы. Кайфую. Ты работаешь, варишь. Понимаешь, что тебе мало платят, и двадцати тысяч нет иногда в месяц, весь в грязи... Но ты сделал, и дали зимой людям тепло или воду. И ты счастлив от этого, что ты сделал то, что из-за нашей бесхозяйственности годами не делают. Жалко, что у нас в ЖКХ относятся наплевательски к этой профессии. И поэтому к нам приходит кто-то за сорок; у него трудовой книжки нет, а его в ЖКХ берут как четвертый, пятый разряд. Начинаешь его воспитывать коллективом. Кто-то не выдерживает, уходит.

Я вообще за эту жизнь понял, почему люди, слесари, уходят в загулы и начинают бухать. Потому что негатив: заходишь в квартиру, — они виду не показывают, — но они тебя презирают. Здесь, если разбираться, очень сложно. Без тебя не могут, а на твою работу говорят: «Я бы лучше сделал». Я говорю: «Иди на работу, приходи к нам, если лучше будешь делать». Они не хотят. В глазах общества это падшая профессия.

У нас ЖКХ — одна из самых доходных сфер экономики. В неё, по большому счету, ничего не вкладывается. Средняя зарплата слесаря ЖКХ по России — 10-15 тысяч. Это в маленьких райцентрах, где инфраструктура восстанавливается. А такие мегаполисы как Казань, Петербург...

Моя профессия — автогенщик, газосварщик — умирает. Сейчас уже в Горгазе испытывают дефицит в газосварщиках. Но платить тоже не хотят. Вот ты пойдешь, молодой, если ты будешь знать, что в Горгазе платят 25-28 тысяч? За собачью работу, ходить на подключение в квартиры и прочее. Никто за такие деньги не пойдет. Потому что, грубо говоря, средняя зарплата охранника − 10-25 тысяч. И средняя зарплата сантехника в ЖКХ такая же. У нас даже дворники больше получают, чем слесаря. Но дворники за счёт чего получают? Потому что участков много.

Раньше труба высокого давления даже для «двадцатки» выпускалась с толщиной стенки не менее двух миллиметров. А сейчас у меня «семьдесят шестая» — 1,2 мм. Сколько она будет служить? И она сделана не из металла, который из руды, а из металлолома. Я так говорю, потому что я её грею, я вижу.

А профессия опасная. Кислородный баллон от 80 до 100 килограмм. Ацетиленовый от 90 до 150-ти. Никаких средств защиты. В этих ООО «ЖЭК» уставной капитал обычно — 10 тысяч. А у нас даже страхования жизни нет.

Один раз хотел уволиться. Бабушки местные подошли, говорят: «Тахир, ну что ты делаешь?» Я вот на них посмотрел и подумал: «А что менять шило на мыло?» — и остался. Потому что я их сколько уже знаю! Со мной дети здороваются. Девушки идут: «Здравствуйте, Тахир». Адрес дома называют, я говорю: «А ты вот такая вот [ростом] была!»